Борис Соколов - Рихард Зорге. Джеймс Бонд советской разведки

И наша семья во многом отличалась от обычных берлинских буржуазных семей. Поскольку наша семья была несколько чуждой для клана Зорге, у меня в детстве была одна странная особенность: я отличался от обычных детей, как и все мои братья и сестры. Я был плохим учеником, недисциплинированным в школе, упрямым, капризным, болтливым ребенком. По успехам в истории, литературе, философии, политологии, не говоря уже о физкультуре, я был в верхней половине класса, но по другим предметам ниже среднего уровня. В 15-летнем возрасте у меня очень развился интерес к Гете, Шиллеру, Лессингу, Клопштоку, Данте и другим произведениям, а вдобавок я пристрастился, даже не понимая ничего, к истории, философии и Канту. Из истории мне особенно полюбились периоды Французской революции, Наполеоновских войн и эпоха Бисмарка. Текущие германские проблемы я знал даже лучше, чем обычные взрослые люди. В течение многих лет я детально изучал политическую ситуацию. В школе меня даже прозвали премьер-министром.

Я знал, что мой дед участвовал в рабочем движении, но я знал также, что взгляды моего отца были диаметрально противоположны взглядам деда. Отец был ярым националистом и империалистом и всю жизнь не мог избавиться от впечатлений, полученных в молодости при создании германской империи во время войны 1870–1871 годов. Он всегда сохранял в памяти потерянные за рубежом капитал и социальное положение. Мой старший брат стал левым экстремистом. Я помню, что у него были крайне анархистские наклонности, сформировавшиеся под влиянием трудов Ницше и Штейнера. Я долгое время был членом атлетической ассоциации рабочих и поэтому у меня были с рабочими постоянные связи. Но как у школьника, у меня не было никакой четкой политической позиции. Я был заинтересован только в приобретении политических знаний и совсем не думал этим определить как-то свою личную позицию, да и возможностей так поступать не было".

Характерно, что среди своих литературных пристрастий Зорге назвал только германских классиков. Очевидно, тот факт, что он родился и первые три года своей жизни провел на территории Российской империи, равно как и наличие русской матери, не означали для Рихарда восприятие России как своей Родины. Хотя русским языком он владел более или менее свободно, но почти все его письменные работы были написаны по-немецки, и никакого повышенного интереса к русской истории и культуре Рихард в детстве и юности не проявлял. Да, похоже, и о революционных традициях семьи вплоть до Первой мировой войны никогда не вспоминал.

Хотя Рихард Зорге и вступил в рабочий атлетический клуб, определенных политических взглядов у него не было. Скорее ему был присущ стихийный анархизм. Он был добродушным и общительным парнем и пользовался популярностью у своих товарищей.

1 декабря 1907 года отец умер в возрасте 55 лет. Говорят, что он злоупотреблял алкоголем. Инфляция в годы Первой мировой войны и после ее окончания съела все отцовское состояние. Нина Зорге была вынуждена оставить комфортабельный дом в Ланквице и переехать в съемную квартиру в менее благополучном берлинском районе. Мать Зорге пережила мужа на 45 лет и умерла в 1952 году в ФРГ.

Дочери Зорге от первого брака, Натали и Анна, пережили Вторую мировую войну, но дальнейшая их судьба неизвестна. В семье Зорге было пятеро детей — три сына от второго брака и две дочери от первого брака. Старший сын Герман был инженером-химиком, жил в Майнце и умер в 1958 году. Средний сын Вильгельм, по словам Рихарда, "до Первой мировой войны был революционным социал-демократом (после войны им не является)". Впоследствии он разбогател, но пропал без вести накануне Второй мировой войны.

Летом 1914 года Зорге вместе со школьной компанией отправился в Швецию. В Германию они вернулись в конце июля на последнем пароходе перед самым началом войны, которой никто не ожидал. А уже в ночь с 1 на 2 августа в Германии была объявлена мобилизация. Зорге не стал сдавать выпускные экзамены и в октябре 1914 года, не окончив реального училища (Высшей окружной школы Берлина), пошел в армию добровольцем. В тюрьме он вспоминал: "Если говорить о причине, побудившей меня решиться на такое бегство, то это горячее стремление приобрести новый опыт и освободиться от школьных занятий, желание освободиться от бездумной и совершенно бессмысленной жизни 18-летнего юноши, а также всеобщий ажиотаж, порожденный войной. Я не советовался ни со старшими, ни с матерью, ни с другими родственниками…

Сразу же после начала войны я прошел неполную шестинедельную подготовку на учебном плацу под Берлином, и тут же был отправлен в Бельгию, и принял участие в сражении на реке Изер. Можно сказать, что это был период перехода "из школьной аудитории на поле сражений", "со школьной скамьи на бойню".

Это кровопролитное, ожесточенное сражение впервые возбудило в сердцах — моем и моих товарищей-фронтовиков — первую и потому особо глубокую психологическую неуверенность. Наше горячее желание драться и искать приключений было быстро удовлетворено. Потом наступило несколько месяцев молчаливых раздумий и опустошения.

Я предавался всевозможным размышлениям, вытягивая из головы все свои исторические познания. Я осознал, что участвую в одной из бессчетных европейских войн и воюю на поле сражения, имеющем историю в несколько сотен или даже тысяч лет. Я думал: как бессмысленны эти бесконечно повторяющиеся войны! Сколько раз до меня немецкие солдаты сражались в Бельгии, стремясь вторгнуться во Францию! И наоборот, сколько раз войска Франции и других стран делали здесь то же, надеясь разгромить Германию. Знает ли кто из людей, какой же смысл в этих войнах прошлых времен?

Я старался осознать мотивы, которые лежали в основе новой агрессивной войны. Кто заново проявляет интерес к этим землям, шахтам, промышленности? Кто стремится захватить подобную добычу, невзирая на любые человеческие жертвы?

Никто из моих товарищей — простых солдат и не думал о каких-то аннексиях и оккупации. Никто даже и не знал, для чего все эти наши усилия. Никто не знал истинных целей войны, и тем более никто не разбирался в вытекающем отсюда ее глубинном смысле. Большинство солдат были людьми среднего возраста, рабочими и ремесленниками. Почти все из них были членами профсоюзов, а большое число — сторонниками социал-демократии. Но только лишь один человек из них был действительно левым. Это был пожилой каменщик из Гамбурга, и он тщательно скрывал свои политические взгляды, не раскрываясь ни перед кем.

Унтер-офицер германской армии Рихард Зорге

Читать дальше