Марк Дэпин - Секс и деньги. Как я жил, дышал, читал, писал, любил, ненавидел, мечтал и пил в мужском журнале

Я спросил Цзю, что мне сделать, чтобы улучшить свой стиль. Он ответил:

– Научись наносить удары.

На автостоянке я решил передохнуть и затянулся сигаретой. Внезапно бок пронзила ужасная боль. Я проверил, нет ли там синяка, но все было в порядке. На следующее утро боль еще не ушла, и, сидя на балконе, я заметил, что могу затянуться не глубже глотки. Если я пытался втянуть дым поглубже, появлялось ощущение, словно Цзю вновь показывает, как надо наносить удары.

У меня был никотиновый пластырь – на случай длительных перелетов, в которых не разрешается курить, или коротких перелетов на самолете, захваченном террористами. Я прилепил пластырь на плечо, допил чашку чая и, когда никотин проник в кровь, почувствовал себя достаточно смелым для того, чтобы пойти к врачу.

Доктор в лучших традициях Кости Цзю сразу же принялся лупить меня по телу, пока я не заорал от боли.

– Вы сломали второе ребро, – заключил он. – Я мог бы послать вас сделать рентген, но это будет иметь чисто теоретический интерес. С этим ничего не поделать.

И он запретил мне тренироваться в течение шести недель.

«Да откуда ему знать? – рассуждал я. – Он никогда не чувствовал запаха кожи и крови, от которого раздуваются ноздри. Он никогда не стоял над телом бездыханного соперника». В этом он очень походил на меня.

Я решил обратиться к настоящему боксерскому врачу – доктору Лу Льюису, который обслуживал практически все бои в Сиднее. Льюис запретил мне тренироваться два месяца, выдал какие-то противовоспалительные таблетки, запретил волноваться и отправил домой.

Спустя несколько дней я выпил пару кружек пива (ладно, восемь) и попробовал закурить, но даже для такого увлеченного идеей заполучить рак курильщика, как я, боль была чересчур сильна. Мне пришлось вернуться в кошмарный мир без курения, где каждый громкий звук заставляет сердце стучать в бешеном ритме, каждый разговор становится заговором против тебя, а каждая женщина на автобусной остановке непременно смотрит на твою растущую лысину.

Единственным упражнением, которое я все еще мог выполнять, были приседания. Я занялся приседаниями с таким рвением, что поначалу и сам был несколько озадачен. Каждую ночь я делал по одной серии: сперва только шестьдесят, но вскоре дошел до ста, затем до ста пятидесяти, затем до трехсот. К концу второй недели я мог присесть шестьсот раз. Спустя месяц – тысячу двести сорок. Мои поясница и грудь стали двигаться отдельно друг от друга, отчего пивные кишки урчали, а пресс крепчал.

Ускоренное выздоровление требовало дополнительной стимуляции. В те редкие дни, когда мне удавалось подняться достаточно рано, чтобы совершить пробежку, я с трудом передвигал ноги. Для улучшения результатов я решил бегать с кем-нибудь вдвоем и стал заниматься в компании Кона Пэппи – соперника Брэда по последней схватке, который сказал мне, что работает персональным тренером для жирных старушек. Именно такой человек и был мне нужен.

Свой первый визит в «Виндзорские квартиры» Кон нанес, держа в руке чемодан, полный инструментов, какими нацистские доктора обмеряли еврейские черепа. Он немного потыкал ими в мое тело, после чего объявил, что у меня имеются двадцать три лишних процента жира – «пограничное ожирение».

С Коном было здорово бегать, потому что он не замолкал ни на минуту. Он фонтанировал историями разного свойства, неожиданными суждениями и боксерскими легендами. Еще он научил меня нескольким мудрым греческим пословицам, например: «Испанцы бросают дерьмо в море и потом забирают его с солью» (к сожалению, ни одна из них мне так и не пригодилась). В большинстве историй Кона он сам оказывался основным действующим лицом, местом действия чаще всего становился юго-восточный Лондон, где он начинал свою боксерскую карьеру. Это были рассказы о жестокой жизни в мире бокса, где доминировали выходцы с Востока, но Кон неизменно выходил победителем.

– Ты и я – мы не такие уж и разные, – однажды сказал он мне. Я подумал, что наверное, так оно и было: мы оба поздно начали заниматься боксом. Так же как и он, я встретил сильное сопротивление, и, быть может, однажды моя судьба так же круто переменится, стоит только мне ступить на ринг.

Но он имел в виду несколько другое:

– Мы оба лысеем.

Мы вместе бегали по утрам, тренировались на ринге в местном спортивном зале. Однажды утром Кон принес что-то вроде доспехов.

– Так ты сможешь бить меня, а мне не будет больно, – пояснил он.

Доспехи – большая ребристая клетка – защищали его от талии до груди.

– Нагнись и врежь мне апперкот, – приказал он. Я послушался и ударил его в пах.

Кон набрал побольше воздуха, отвернулся от меня и замер, как скульптура. В тот раз он установил собственный рекорд по продолжительности молчания.

Кон и Раф обходились мне в сто двадцать долларов еженедельно. С другой стороны, я здорово экономил на сигаретах и не смел даже думать о пиве вечером перед тренировкой Кона – иначе я не смог бы встать утром. Усиленные занятия приносили плоды, мои мышцы приобрели форму, поэтому, когда Раф выставил меня поработать по телу против какого-то английского парня, я чувствовал себя довольно уверенно.

– Работай прямым, Марк, – кричал Раф.

Поскольку мы были тезками, то одновременно выполнили его команду, в результате чего наши прямые встретились на середине.

Я походил вразвалочку по рингу с защитой, открытой так же широко, как дикие глаза Марка. Положив пару хромых кистевых ударов, я выдохся. Неужели мне не суждено стать хоть чуточку выносливей?

Мы сблизились и вошли в клинч. Внезапно в моей грудной клетке раздался какой-то звон, и я, распрямившись, отскочил. Так мне сломали нижнее ребро. Выздоровление после этой травмы я отметил растяжением связок кисти. Я был готов сдаться. В мои первоначальные намерения входило провести бои с несколькими великими австралийскими боксерами – Джеффом Фенечем, Джеффом Хардингом, может быть, с ветераном вроде Лайнела Роуза – и написать серию репортажей о различиях в их манере ведения боя и о том, что чувствуешь, когда они тебя бьют. После Цзю я утратил самообладание. Я понял, что почувствую, когда они будут меня бить: боль – но не ту, о которой мечтал. Я искал исцеляющего удара, способного уничтожить мою личность и превратить меня в нового человека, а вместо этого получал только удары в корпус, своей силой лишний раз напоминавшие, кем я был.

Я купил шину для руки и пошел к Филу Абрахаму, чтобы спросить, могу ли отказаться от выполнения задания. Он сказал, что не могу. Четыре статьи уже ушли в печать. Мне было просто необходимо продолжить.

Боль в руке означала, что надо существенно ограничить работу над ударом, поэтому я воспользовался моментом и стал работать над движением ног. Ответ пришел вместе с рекламной почтой: «Научитесь танцевать!»