Иван Поляков - Краснов-Власов.Воспоминания

После окончания войны о них ходили самые разнообразные слухи, каковые нашли свое завершение в официальном советском сообщении о состоявшейся в Москве над ними казни.

По имеющимся сведениям, уже проникшим в печать, Ген. Власов и ближайшие его генералы, став военнопленными тех, кого они никогда не считали своими противниками, были ими выданы на страшные мучения и смерть в Советский Союз.

К Ген. Краснову я ехал уже с окончательно созревшим решением, временно уехать в Вену. Никаких событий, которые могли бы изменить мое намерение, не произошло. Генералы Власов и Трухин опять отсутствовали. В беседе с Петром Николаевичем, я доложил ему о моем посещении Ген. Власова, передав во всех деталях мой с ним разговор. Я всячески старался оттенить Ген. Краснову тот большой интерес, который проявил Андрей Андреевич к письменному соглашению. На вопрос — изменен ли уже текст последнего в том духе, как было услов-лено при свидании, Петр Николаевич, как-то неохотно, ответил, что пока еще нет, но будет сделано своевременно. Чувствуя, что он избегает углублять этот вопрос, я не стал дальше говорить на эту тему, а продолжил мой доклад. В заключение я высказал надежду, что, судя по всем данным, Ген. Власов, действительно, желает установить с ним дружескую связь. Вследствие этого можно предполагать, что в своих требованиях он сделает много уступок, но, конечно, при условии, что и с казачьей стороны будет проявлена известная сговорчивость и даже инициатива.

— «В этом отношении,» — сказал я, — «Вы можете всецело рассчитывать на поддержку ближайшего сотрудника и советника Андрея Андреевича, Ген. Трухина. Вы сами дали ему такую лестную аттестацию и он действительно много сделал, чтобы сблизить Вас с Ген. Власовым. Что касается меня, то я считаю мою задачу временно законченной.»

С этими доводами Ген. Краснов согласился и высказал пожелание, чтобы мои предположения оправдались. Здесь же он похвально отозвался о моей работе, сказав, что инициатива сближения казачества с Р.О.А. принадлежит исключительно мне и что он хорошо помнит наш разговор, когда я впервые поделился с ним моим планом.

Услышав о моем намерении вернуться домой в Вену, так как мое присутствие сейчас в Берлине не является необходимым, Петр Николаевич не оспаривал мое решение. Наоборот, он одобрил его, сказав, что это так близко, что в крайнем случае, аэропланом, я могу быть в Берлине за один, два часа.

Прощаясь со мной, Петр Николаевич просил меня поддерживать с ним и Семеном Николаевичем постоянный контакт.

Итак, в двадцатых числах января, распрощавшись с моими друзьями, я уехал в Вену.

В первое время моего пребывания здесь, ничего не произошло, что заслуживало бы внимание. Как и прежде, я заходил иногда в казачий штаб на короткое время, за получением новостей и ожидая каждый день моего вызова в Берлин. Меня озабочивал вопрос, в какую форму выливаются взаимоотношения между генералами Красновым и Власовым. На мои письма, посланные генералам Красновым, я ответа от них не получил.

Раньше я посещал штаб часто и нередко встречал там много лиц, прибывших из Берлина. Они иногда правильно и объективно рисовали мне картину событий в центре и я, отчасти, был в курсе тамощных дел. Теперь бывал я в штабе реже, ибо, в результате ежедневных сильных бомбардировок, была разрушена большая часть трамвайных линий и мне до штаба надо было идти пешком около 7 километров. В бурную, снежную и дождливую погоду я вообще избегал совершать это путешествие.

3-го февраля я готовился уехать в Югославию, где предполагал пробыть около недели. Почти накануне моего отъезда я получил по телефону извещение, что в Вену приехал Донской Атаман Ген. Татаркин и желает меня видеть.

Я отправился по указанному адресу и нашел Атамана несколько озабоченным и расстроенным. С ним были Полк. С. и офицер Р.O.A. Ротмистр М. Григорий Васильевич рассказал мне, что находясь последнее время в районе Виллаха, он неожиданно получил из штаба Р.O.A., от Ген. П., официальное письмо, которое привез ему Ротмистр М.

— «Вопрос, затронутый в нем,» — сказал Ген. Татаркин, — «весьма конфиденциальный и крайне деликатный. Прежде чем, принять то или иное решение, я бы хотел обсудить его с Вами» и он передал мне письмо, напечатанное на пишущей машинке.

Насколько мне память не изменяет, оно начиналось, примерно, так: «Распоряжением Главнокомандующего на меня возложена организация казачьих войск и решение всех казачьих вопросов.» Второй абзац письма был посвящен Ген. П. Н. Краснову, по адресу которого автор разразился недопустимо резкими выпадами и клеветой. По третьему пункту Донской Атаман, Ген. Татаркин, предназначался на должность Начальника Главного Управления казачьих войск при штабе Р.O.A. а его начальником штаба Полк. К. [7] Бывший офицер Советской армии. , по отзыву некоторых, любимец генералов Власова и Трухина, молодой и довольно невоздержанный человек. Дальше были поименованы еще 2–3 лица, в том числе и я, как кандидаты на высшие посты при штабе Главнокомандующего. Письмо было подписано Ген. П., предназначенным Ген. Власовым на должность инспектора казачьих войск.

Когда я ознакомился с этим документом, у меня не оставалось ни малейшего сомнения, что между Красновым и Власовым произошел не только разрыв, но случилось нечто худшее. Совершенно игнорируя П. Н. Краснова, в официальном документе, его действия подвергаются грубой критике и, именем Главнокомандующего, казачьи генералы сзываются в ставку Р.O.A. для работы по казачьим вопросам, но вне всякой связи с главой Казачества. Но больше всего меня возмутила подпись Ген. П., которая совершенно обесценивала этот документ. В моей памяти сразу воскресла вся бурная эпопея этого генерала. Свою карьеру он начал в составе Русского Охранного корпуса в Югославии, где удержался недолго и, по словам командира корпуса Ген. Штейфон, вскоре оттуда дезертировал. Кстати сказать, что по пути своего бегства из корпуса он, около часа ночи, явился ко мне на квартиру в нетрезвом виде и требовал от меня деньги. Через небольшой срок, генерал, неожиданно, появляется уже в штабе 1 казачьей дивизии Ген. Панвица. Но и здесь он долго не ужился и, исчезнув, вынырнул внезапно в Италии, в казачьем стане Ген. Доманова. Помню, как-то раз, Петр Николаевич спросил меня: — знаю ли я Ген. П., находящегося сейчас у Доманова и которого он намеревается назначить на ответственную должность. Я ответил, что этого генерала в своей жизни я видел только раз и то он был в нетрезвом состоянии, а затем, рассказав всю его пеструю карьеру, я добавил, что ко всему этому он — больной алкоголик. Подумав немного, Петр Николаевич промолвил: «Теперь я понимаю, почему он периодически болеет по неделям.»