Иван Поляков - Краснов-Власов.Воспоминания

Затем Ген. Краснов начал говорит о том, что А. А. Власов, в своем «Манифесте» ни одним словом не обмолвился о казаках, видимо, умышленно не желая заявить, что за казаками остается неприкосновенность казачьих территорий и их казачьих порядков жизни. В этом случае, по его словам, являлось опасение, что, если казачеству будет суждено вернуться на родную землю, то оно растворится в массе русского народа и от него не останется даже воспоминания. Дальше, в своей речи, он особенно подчеркнул, что иного и нельзя было ожидать от Андрей Андреевича, как человека, выросшего в коммунистической среде, своим высоким положением всецело обязанным этому режиму, мало знающего казачество, и, видимо, имеющего слабое понятие о том, что казачество, будучи лучшей частью русского народа, хотя и обладало известными льготами и привилегиями, но на ряду с этим, оно несло и самую тяжелую военную службу. Затем, Петр Николаевич сказал, что предвидя это, он своевременно заручился от немцев особым письменным официальным заявлением, как бы гарантной грамотой, что при возвращении казачества домой, за ним будет сохранены в полной неприкосновенности все казачьи права, территории, недра и весь уклад казачьей жизни. Продолжая разговор, Петр Николаевич, отметил также, что Ген. Власов, не будучи еще официально Главнокомандующим Р.О.А., уже теперь, о чем до него доходят слухи, предъявляет большие, но необоснованные, претензии к казачеству и высказывает требование о полном шу подчинении такового. С этим, он, конечно, согласиться не может. Известно ему и то, что штаб Ген. Власова приступил даже к формированию казачьих частей й, надо полагать только из казачьих дезертиров.

— «Разве это не напоминает Вам, Иван Алексеевич» — сказал Петр Николаевич — «1918 г. когда донские генералы Сидорин и Семилетов, перебравшись из Новочеркасска в Екатеринодар под крылышко Добровольческой армии, оттуда забрасывали Донской фронт летучками, призывая казаков бросать позиции и пробираться в Екатеринодар на формирование донских полков. Вам же, главным образом, приходилось тогда бороться с этим злом».

Волнуясь еще больше, Ген. Краснов дал резкую характеристику отношения штаба Ген. Власова к казачьим дезертирам. По его словам, таковые находили там теплый, радушный прием и расценивались прямо пропорционально тому, как они осуждали и клеветали на казачество в делом, в частности, на него лично. Не менее горячо говорил Петр Николаевич и об отношении прессы Р.О.А. к казачеству, каковая, обычно, пестрит резкими и недопустимыми выпадами и против казачества и против его командования, вызывая у казаков не только недоумение, но и оправданное негодование. Столь же резко оценил Ген. Краснов и политику штаба Ген. Власова. Он указал, что именно оттуда идут все интриги, имеющие целью дискредитировать его лично в глазах казачества. Как пример, он привел тот факт, что два донских генерала, А. и В., вошли в «Комитет Освобождения России» Ген. Власова и там им с умыслом придается значение, как официальным представителям казачества.

— «А кого они представляют, спрошу я Вас» — сказал Петр Николаевич.

— «Они могли войти лишь персонально, но никаких казаков за ними нет и потому они не могут рассматриваться как казачьи представители».

Ведя этот разговор, Петр Николаевич, несколько раз открывал папку, желая документально подтвердить, то или иное свое утверждение, но я, под всякими предлогами, отклонял, опасаясь на это потерять много времени и не докончить наш разговор.

С большим вниманием слушая Ген. Краснова, я, однако, приходил к неуклонному выводу, что никаких веских причин или неоспаримых фактов, каковые оправдывали бы его отрицательное отношение к А. А. Власову, он мне не привел. Все им высказанное, базировалось или на. каких то слухах, или на предположениях, или, наконец, на донесениях «услужливых» лиц, но, благодаря своему таланту, Петр Николаевич, умел все эти мелочи мастерски нанизать одну за другой и все облечь во что то большое и важное. Скорее в его словах, временами, звучали нотки как бы личной, чисто субъективной неприязни к А. А. Власову. Но, хорошо зная Петра Николаевича, я не рискнул ему тогда высказать свое мнение, ибо это вызвало бы у него еще более настойчивое и упорное отстаивание его точки зрения. Считаясь с этим, я сказал, что все, что я сейчас слышал, является для меня совершенно новым и что я никогда не предполагал, что со стороны Ген. Власова и его штаба проводится такая странная и мне непонятная политика в отношении казачества вообще, а, в частности, самого Петра Николаевича.

— «А у меня была мысль» — продолжал я дальше, — «поехать в штаб Ген… Власова и познакомиться сначала с его начальником штаба, а затем с А. А. Власовым».

Не только сухо и официально, но и в раздраженном тоне Ген. Краснов ответил: «Вы человек свободный, можете делать все, что Вы хотите и я не могу Вам ни запрещать, ни разрешать.»

— «Откровенно скажу Вам, Петр Николаевич», — ответил я, — «что я не ожидал от Вас такого ответа. Вы знаете, что я раньше всегда был Вам предан, остаюсь таковым и теперь. Не даром ко мне довольно крепко пришит ярлык «Красновца». Я надеялся, что Вы правильно поймете и одобрите мое намерение. Только при этом условии я бы посетил штаб Ген. Власова и приложил бы все усилия, дабы выяснить, как истинное настроение там, так и отношение лично к Вам Андрея Андреевича. Я убежден, что при искреннем обоюдном желании, все шероховатости, можно легко устранить в самом начале, иначе они примут еще большую форму. О каждой моей поездка туда; и о моих там разговорах я бы Вас детально и правдиво информировал. Я уже Вам докладывал, что у меня нет никаких намерений лично себя устраивать и я далек от мысли просить что либо для себя у Андрей Андреевича, и это обстоятельство дает мне возможность держать себя там совершенно независимо. Но я выполню мое намерение только, если Вы его одобрите и, так сказать, благословите. Я не могу еще утверждать, но, быть может, если не все, то какая-то доля того, что я сейчас от Вас слышал, несколько преувеличена теми, кто Вам доносил и, значит, не совсем отвечает истинному положению вещей. В данный момент у Вас никакого контакта ни со штабом Власова, ни с ним, лично, нет. А разве установление такового, даже неофициального, чему либо могло-бы повредить?

Высказав свои соображения, я ждал ответа. К моему большому удовлетворению, Петр Николаевич, в более дружеском тоне, сказал: «Я вижу Иван Алексеевич, Ваша идея не лишена глубокого смысла. При такой постановке вопроса, я ничего не могу сказать против. Я охотно верю, что Вы будете правдиво информировать меня обо всем и, если это так, то могу Вам пожелать успеха в Вашем начинании.»

Ген. Краснов так увлекся разговором, что, видимо, забыл о своей срочной работе. Он стал читать и объяснять мне разные донесения, как доказательство только — что им высказанного. Но говорил он ^же много спокойнее, временами высказывая сожаление, что высшие круги Р.O.A. не знают и не понимают казачество, интересы которого для него дороже всего.