Иван Поляков - Краснов-Власов.Воспоминания

В ответ на это Ген. Трухин сказал, что от Петра Николаевича Краснова он иного и не ожидал, ибо, по имеющимся у него сведениям, источником вражды является не Петр Николаевич, а скорее казачий штаб. Полагая, что он имеет в виду Семена Николаевича, как начальника штаба, я горячо заступился за последнего, сказав, что беседуя вчера с ним, я не заметил у него неприязни, ни в отношении штаба Р.О.А. вообще, ни в частности, лично к нему. В доказательство моих слов, я указал на готовность Семена Николаевича отдать просимые мною распоряжения, что можно рассматривать, как первые шаги к сближению обеих сторон.

Интересуясь отношением Ген. Власова к моей миссии, я спросил Феодор Ивановича, не говорил ли он с Андрей Андреевичем по поводу казачьих генералов, состоящих в «Комитете» и каково его мнение? Ген. Трухин ответил, что по этому вопросу он еще не разговаривал с Ген. Власовым, но о моем посещении штаба и о цели такового, Андрей Андреевич уже знает.

— «Могу Вам только сообщить, — сказал оп. — «что Вашу акцию Ген. Власов горячо приветствует. Но зная хорошо характер Андрея Андреевича», — продолжал он, — «я должен выбрать подходящий момент, дабы сначала подготовить его в нужном направлении и только тогда наши взаимные усилия могут увенчаться успехом. Судя по всем признакам, я полагаю, что в ближайшие дни, мне удастся устроить Ваше с ним свидание».

— «У меня еще есть один важный вопрос,» — сказал я, — «не сможете ли Вы высказать мне Вашу точку зрения, как Вы полагаете осуществить единое командование, в случае назначения Ген. Власова Главнокомандующим Русской Освободительной армией, и, значит, подчинения ему всех вооруженных русских национальных сил? Я, лично, этому вопросу придаю первенствующее значение, ибо глубоко убежден, что от правильного его решения, взаимоотношения между Р.O.A. и Казачеством, могут принять ту или иную форму».

В ответ, я услышал: «Полное, безоговорочное подчинение всех вооруженных сил Главнокомандующему, в том числе и казачьих».

— «А по времени, когда это будет?» — спросил я.

— «Теперь, немедленно» — был короткий ответ Ген. Трухина.

— «Мне пока неизвестна окончательная точка зрения Ген. Краснова по этому вопросу, но в связи с этим, я выскажу Вам мои личные соображения. Из совокупности всех данных и моих наблюдений, предлагаемая Вами форма, едва ли встретит на другой стороне сочувствие и будет приемлема. К тому много причин, как морально — психологических, так и физических. Нельзя не учитывать высокий чин. Ген. Краснова и его огромный военный стаж, а следовательно и его опыт, и его неоспоримый авторитет в казачестве. Позавчера Вы сами признали за ним и его большой государственный ум, и его всемирную известность. С другой стороны, надо принимать во внимание, что организованные казачьи части уже фактически существуют и давно ведут борьбу на фронте, тогда как Р.O.A. находится лишь в периоде формирования, да и, количественно, формируемые части, не столь многочисленны. Как военный, я вполне с Вами согласен, что необходимо единое командование и полное подчинение. Но обстановка сейчас необычайно сложная, а потому, едва ли можно применять то, что в нормальных условиях показалось-бы азбукой. Не подлежит сомнению, что это безоговорочное подчинение, во всяком случае, в начале, будет только на бумаге. Ведь немцы не позволят снять с фронта не только большую казачью единицу и перевести ее, по приказ. Главнокомандующего, на другой участок, но даже и сотню. При такой сложной обстановке, к этому вопросу, мне думается, следует подходить крайне осторожно. Но, вместе с тем, я убежден, что при наличии подлинной дружбы между Андрей Андреевичем и Петром Николаевичем, была бы легко найдена соответствующая равнодействующая и этот сложный вопрос оказался бы улаженным, путем взаимного соглашения. И в этом случае, опять, на первое место выступает необходимость не только примирения, но и установление, между верховными вождями Р.O.A. и казачества, — прочной дружбы. Тогда все вопросы будут разрешаться совершенно безболезненно. С своей стороны я обещаю приложить все усилия, чтобы склонить Ген. Краснова на максимум уступок. Но тогда и Вам, если Вы разделяете мое мнение, придется убедить Ген. Власова в необходимости, и с его стороны, проявить, в известных границах, уступчивость».

Мы еще очень долго обсуждали этот вопрос и мне казалось, что Ген. Трухин, как будто бы, склоняется воспринять высказанные мною, положения.

Мы расстались, условившись предварительно, что мое свидание с Ген. Власовым состоится только тогда, когда Ген. Трухин найдет для этого наиболее подходящий момент. Независимо от этого, он просил меня посещать его возможно чаще и поддерживать с ним непрерывную связь.

Я не буду описывать дальше каждое мое посещение Ген. Краснова или Ген. Трухина. Скажу только, что почти ежедневно я, по очереди, бывал то у одного, то у другого. Благодаря этому, между ними все время поддерживался живой контакт и обе стороны были обо всем информированы.

Во избежание возможных кривотолков, я держал в курсе предпринятой мною акции также и казачью старшину, находившуюся при Гл. Упр. Каз. Войск или в Берлине.

Считаю своим долгом подтвердить, что они все, как мне казалось, искренно приветствовали мою миссию примирения генералов Краснова и Власова, проявляли к этому большой интерес и с нетерпением ожидали успешного ее окончания.

В одно из моих посещений Ген. Трухина, он сообщил мне, что на следующий день вечером, меня примет Ген. Власов. Я полагал, что присутствие Донского Атамана при моем разговоре с Андрей Андреевичем, будет весьма полезным, почему эту мысль и высказал Федор Ивановичу. Он против этого не возражал. Что касается Дон. Атамана Ген. Татаркина, то он любезно согласился поехать со мной к Ген. Власову.

Мы прибыли к Ген. Трухину и через несколько минут пошли втроем к Андрей Андреевичу. Он жил в небольшой вилле, в нескольких минутах ходьбы от штаба. Ген. Власов охранялся довольно бдительно, но благодаря тому, что с нами был Ген. Трухин, мы легко миновали все заставы.

Оставив наши пальто в передней, мы вошли в слабо освещенную комнату, где при нашем появлении, поднялся сидевший у письменного стола, высокого роста мужчина лет около 54-х, с очень мужественной фигурой и резкими, энергичными чертами лица, одетый в военный китель, но без погон. Это был Ген. Власов.

Приветливо поздоровавшись, он представил нам находившегося в комнате штатского господина, сказав, что это — его большой друг, наш известный профессор, хирург Руднев, и добавил, что при нем мы можем говорить все откровенно.

Я должен предупредить, что передать точно все; что говорил Ген. Власов, является для меня задачей непосильной. Даже вернувшись домой и будучи еще под свежим впечатлением, я не мог полностью воспроизвести его речь. Поэтому, записанное мною я передам в подлиннике, в остальном же буду держаться точно смысла его речи.