Наташа Кампуш - Наташа Кампуш. 3096 дней

25.8.2005 Удары кулаком по бедрам и груди. После этого низкие оскорбления. Темнота. За весь день только семь сырых морковок и стакан молока.

26.8.2005 Жестокие удары кулаком по передней части ляжек и по ягодице (лодыжка). А также звонкие, обжигающие, оставляющие красные пустулы удары по ягодицам, спине, бедрам, правому плечу, подмышкам и груди.

Кошмар одной единственной недели, которых было бесконечное множество. Иногда мне было очень плохо, меня трясло так, что я не могла удержать карандаш. Всхлипывая, я вскарабкивалась на постель, в страхе, что кошмары дня накроют меня и ночью. Тогда я говорила со своим взрослым «я», которое ждет меня, чтобы взять за руку, независимо от того, что еще может произойти. Я представляла, что оно смотрит на меня сквозь трельяж, который между тем появился над умывальником в моем застенке. Когда я достаточно долго вглядывалась в него, я могла увидеть мое сильное «я», отраженное в моем лице.

Я твердо решила, что в следующий раз не оттолкну протянутой мне руки. Я найду силы попросить о помощи.

Как-то утром Похититель протянул мне джинсы и футболку. Он хотел, чтобы я сопровождала его в «Баумаркт». [44] «Baumarkt» — большой магазин стройматериалов. Я начала терять решимость сразу, как только мы повернули на магистраль, ведущую к Вене. Если он проедет по этой улице дальше, мы окажемся в районе, где я жила. Это был тот же путь, но в обратном направлении, который я проделала 2 марта 1998 года, скрючившись на полу грузового отсека. Тогда я дрожала от страха перед смертью. Сейчас, 17-летняя, сидя на переднем сиденье, я дрожала от страха перед жизнью.

Мы проезжали через Зюссенбрунн, совсем недалеко от дома моей бабушки. Меня охватила глубокая тоска по девочке, проводившей здесь выходные у своей бабушки. Это время казалось мне таким далеким, как будто с тех пор прошло несколько столетий. Я видела знакомые улицы, дома, камни мостовой, на которых играла в «классики». Но мне это больше не принадлежало. «Опусти глаза!» — прикрикнул Приклопил. Я моментально подчинилась. От близости к местам моего детства у меня перехватило горло, я отчаянно боролась со слезами. Где-то здесь, справа от нас, дорога на Реннбанвег. Где-то здесь, справа от нас, моя мать, может быть, сидит сейчас за кухонным столом. Сейчас уже, конечно, она думает, что я мертва, а я в это время проезжаю мимо всего лишь в паре сотен метров от нее. Я была совершенно раздавлена и чувствовала, что между нами лежит гораздо большее расстояние, чем это было на самом деле.

Это ощущение усилилось, когда Похититель завернул к стоянке перед магазином. Сотни раз на этом же самом углу моя мать стояла на красном светофоре, ожидая, когда можно повернуть направо. Тут неподалеку находилась квартира моей сестры. Сейчас я знаю, что Вальтрауд Приклопил, мать Похитителя, тоже жила всего в нескольких сотнях метров отсюда.

На парковке перед магазином было полно людей. Несколько человек стояло у входа в очереди перед ларьком с горячими колбасками. Другие толкали перед собой к машинам переполненные тележки. Рабочие в запятнанных синих брюках тащили через парковку деревянные доски. Мои нервы напряглись до предела. Я пристально смотрела из окна. Кто-то из этого множества людей должен же меня заметить, должен понять, что тут что-то не так. Похититель, видимо, прочитал мои мысли: «Сиди! Выйдешь только тогда, когда я скажу. Держись вплотную ко мне и медленно двигайся к входу впереди меня. Чтобы я не слышал ни звука!»

Я шла перед ним к магазину. Он направлял меня, мягко подталкивая — рука на моем плече. Я ощущала его нервозность, кончики пальцев подрагивали.

Я скользнула взглядом по длинному проходу. Мужчины в рабочей одежде стояли перед прилавками группками или по одному, со списками в руках, уйдя с головой в исполнение заказов. С кем из них мне заговорить? И что я вообще должна сказать? Уголком глаза я ощупывала каждого, стоящего в проходе. Но чем дольше я на них смотрела, тем больше человеческие лица искажались в гримасы. Внезапно они показались мне враждебными и угрюмыми. Неотесанные мужланы, занятые собой и слепые к окружающему миру. Мысли скакали. Идея попросить кого-то о помощи сразу показалась мне абсурдной. Кто поверит мне — тощему, растерянному подростку, который даже не может выдавить из себя ни одного слова? Что произойдет, если я обращусь ко всем этим мужчинам со словами: «Пожалуйста, помогите мне!»

«Такое часто случается с моей племянницей. Бедненькая, она, к сожалению, не в себе — ей пора принять лекарство», — тут же найдется Приклопил, и все вокруг закивают сочувственно, когда он возьмет меня под локоть и потащит прочь. В этот момент я чуть не разразилась истерическим смехом. Похитителю вообще не придется кого-то убивать, чтобы скрыть свое преступление! Всё здесь идеально играет ему на руку. До меня никому нет никакого дела. Никому и в голову не придет, что я говорю правду: «Помогите мне, меня похитили». «Скрытая камера», ха-ха, сейчас из-за прилавков вынырнет ведущий с клоунским носом и все разъяснит. Или же милый дядя, сопровождающий странную девочку. Невнятные голоса звучали в моей голове: «О Боже, это же так печально, нести на себе такой крест, с такой… Но как мило, что он так о ней заботится».

«Могу я вам чем-нибудь помочь?» Эти слова издевкой прогремели в моих ушах. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что они выскочили не из гомона голосов в моей голове. Перед нами стоял продавец сантехники. «Могу я вам помочь?» — повторил он свой вопрос. Его взгляд скользнул поверх моей головы и остановился на Похитителе, стоящем сзади меня. Каким же бестолковым был этот дружелюбный мужчина! Да, вы можете мне помочь! Пожалуйста! Я начала дрожать, на футболке проступили пятна пота. Мне стало плохо, разум больше не подчинялся мне. Что я еще хотела сказать? «Спасибо, все в порядке», — услышала я голос Похитителя позади меня. После этого его ладонь ввинтилась под мою руку. «Спасибо, все в порядке». И если мы больше не увидимся: «Добрый день. Добрый вечер. Спокойной ночи». Как в «Шоу Труман».

Как в тумане тащилась я по «Баумаркту». Мимо, мимо. Свой шанс я упустила. А может, его никогда и не было. Я чувствовала себя заточенной в прозрачном пузыре: я бью руками и ногами, увязая в желеобразной массе, не в силах пробить оболочку. Я брела по проходам. Вокруг были люди. Но я уже давно не из их числа. Я лишена всех прав. Я — невидимка.

После этого случая мне стало ясно, что я не могу попросить о помощи. Что знали эти люди о том запутанном мире, в котором я была пленницей, — и кто такая я, чтобы иметь право их в него втягивать? В чем виноват этот дружелюбный продавец, что я появилась именно в его магазине? Какое право имела я подвергать его опасности, исходящей от Приклопила? Хотя его голос прозвучал нейтрально, ничем не выдав нервозности, но я ощущала, как неистово колотилось сердце в его груди, чувствовала его хватку на моей руке, его взгляд, сверлящий мою спину на всем пути через магазин. Угроза убийства в слепой ярости. И ко всему моя собственная слабость, мое бессилие, мой провал.