Ирина Ободовская - После смерти Пушкина: Неизвестные письма

Александра Николаевна много внимания уделяет воспи­танию маленькой Таши. Видимо, в более поздние годы (1865—1867) материальное положение семьи вследствие не­урожаев и стихийных бедствий было затруднительным, и Фризенгофы были вынуждены в целях экономии жить по зимам в Бродзянах. В одном из писем 1867 года Александра Николаевна сетует, что девочка подросла (Таше было тогда 13 лет), и ей уже недостаточно гувернантки, нужны учителя, а их нет в здешней глуши. Страдают также ее занятия музы­кой, нет у нее и общества сверстниц, что необходимо для воспитания.

«Девочка растет как дикое растение, — пишет Александра Николаевна. — Она должна ходить в церковь, но не может этого делать; вот уже четыре года как мы не говели. Счастье еще, что у нее есть ярко выраженная склонность к набожно­сти, и для меня важно, чтобы она знала, к какой религии она принадлежит. Но так как у нее нет в этом отношении прочной основы, ее религиозные убеждения могут быть легко поколеблены».

Следует отметить, что если Екатерина Николаевна со­гласилась с тем, что ее дети будут католиками, то Александ­ра Николаевна настояла на том, чтобы ее дочь была креще­на в православной вере. Однако нам кажется странным, что, думая о том, чтобы дочь не забывала о своей принад­лежности к православной религии, мать не позаботилась, чтобы девочка знала русский язык. Здесь, возможно, сказалось влияние Густава. Александра Николаевна беспокои­лась о дочери не напрасно; мы увидим далее, что Наталья Густавовна выросла избалованной, эксцентричной девушкой, а в старости была просто чудаковата.

Трудное материальное положение Фризенгофов заставляло их неоднократно обращаться к Ивану Николаевичу с просьбой уплатить им задолженность по наследству от матери, а позднее — и по разделу после смерти отца Николая Афанасьевича. Но Иван Николаевич, обремененный боль­шой семьей (и от второго брака у него было тоже четверо детей), не мог платить даже проценты по векселю. Эти де­нежные расчеты, видимо, несколько нарушили их друже­ские отношения. В 1865 году Густав Фризенгоф даже обра­щается к племяннику Александру Александровичу Пушкину с просьбой помочь им в этом деле и повлиять на дядю.

В письмах Фризенгофов за 1866 год мы находим инте­ресное упоминание о приезде в Бродзяны дочери Пушкина Натальи Александровны. Брак ее с Дубельтом, как мы зна­ем, был очень неудачным: в 1862 году супруги разъехались, а в 1864 году Наталья Александровна получила отдельный вид на жительство и окончательно поселилась за границей.

Младшая дочь Пушкина поражала всех своей оригиналь­ной красотой. Сын писателя Загоскина С. М. Загоскин пи­сал в 1856 году:

«В жизнь мою я не видал женщины более красивой, как Наталья Александровна, дочь поэта Пушкина. Высокого ро­ста, чрезвычайно стройная, с великолепными плечами и за­мечательною белизною лица она сияла каким-то ослепите­льным блеском. Несмотря на мало правильные черты лица, напоминавшего африканский тип ее знаменитого отца, она могла назваться совершенной красавицей, и если приба­вить к этой красоте ум и любезность, то можно легко пред­ставить, как Наталья Александровна была окружена на вели­косветских балах и как около нее увивалась вся щегольская молодежь в Петербурге».

Близкая знакомая Натальи Александровны Е. А. Регекампф с восхищением говорит о ней: «Про красоту ее скажу лишь одно: она была лучезарна. Если бы звезда сошла с неба на землю, она сияла бы так же ярко, как она. В бальной зале становилось светлее, когда она входила, осанка у нее была царственная, плечи и руки очертаний богини».

Наталья Александровна, судя по приводимым в книге портретам, действительно была похожа на мать и отца, а ха­рактер у нее был, видимо, отцовский, живой, веселый. Фризенгофы так описывают ее приезд в Бродзяны.

«Бродзяны, 29 мая/10 июня 1866

...Я ничего не пишу вам об Александрине, которая рас­считывает сама добавить несколько строк. Здоровье всех нас удовлетворительно, а наша семейная жизнь счастлива настолько, насколько ей позволяют заботы, которые не пе­рестают расти в последние два года. Наша малютка процве­тает, растет, развивается очень хорошо, и мы благодарим Бога, что хотя бы в этом отношении он дарует нам полное утешение.

У нас две недели гостила Таша Дубельт со своей младшей дочерью, сегодня она уезжает, чтобы вернуться в Висбаден. Она не падает духом, молода, прекрасна, оживлена, как все­гда. Однако ее положение далеко не розовое. Но какая пре­красная вещь — молодость, она не думает о будущем и, пожа­луй, она права, так как, пока человек молод — будущее всегда с ним, и как бы ни было печально прошлое, всегда можно надеяться на счастливые перемены в будущем, оно всегда перед тобою. А когда стареешь, надо прямо себе говорить, что, может быть, его осталось очень мало, вот почему тогда заботы очень тягостны...

Густав (В начале своего письма Г. Фризенгоф писал, что их постигло большое несчастье: морозы погубили весь урожай) ».

«Бродзяны, 29 мая/10 июня 1866

Хочу добавить несколько строк к письму моего мужа, до­рогой Ваня, чтобы напомнить тебе о себе и умолять тебя придти на помощь в наших теперешних отчаянных денеж­ных делах. Густав тебе рассказал о бедствии, случившемся в наших краях. Не буду распространяться на этот счет, скажу только, что мы были бы тебе благодарны, если бы ты мог уплатить нам проценты, что ты должен за год. Это было бы настоящим благодеянием с твоей стороны придти нам на помощь в теперешнем нашем очень затруднительном положении.

Было бы также очень желательно знать, в каком положении дела по разделу, которые вместо того, чтобы продвигаться, кажется, более чем когда-либо отодвигаются (речь идет о разделе после смерти отца Н. А. Гончарова в 1861 г.). Са­ша (Саша Пушкин) ни слова нам об этом не пишет, а теперь, когда предполагается, что он поедет путешествовать за границу, я очень опасаюсь, что это будет тянуться до бесконечности. Будь добр и великодушен и сообщи нам подробности этого дела. Будущее предстает в таких далеко не розовых тонах, что просто впадаешь в уныние от этой жизни. Мое мораль­ное состояние очень плохо, и как я ни хочу избавиться от преследующего меня печального настроения, мне это со­вершенно не удается. Всякая суета вокруг меня тяготит, я чувствую себя хорошо только, когда кругом царит полное спокойствие и я могу заниматься своими повседневными де­лами, методически, без малейшего перерыва.

Вчера Таша Дубельт покинула нас и вернулась в Висба­ден, пробыв у нас недели две. Ее малютка приехала тремя неделями раньше, пока мать путешествовала по Швейца­рии. Планы Натали меняются каждый день, так что в буду­щем нет ничего твердого. Счастливый возраст и счастли­вый характер в одном отношении: она совершенно забыва­ет свое столь трудное положение и предается сомнительным надеждам, которые уже столько раз ее обманывали. Вчера она получила письмо из Петербурга, в котором ее извеща­ют, что ее муж отплывает в Америку и соглашается оставить малютку (которую он всегда таскал с собой за границу) толь­ко кн. Суворовой, сестре его невестки Дубельт, если Натали даст письменное обязательно не забирать у нее ребенка. Но из двух зол надо всегда выбирать меньшее, и хотя опека кн. Суворовой мало внушает доверия, все же лучше знать, что бедная девочка находится на родине, нежели за морем, без всякой защиты. Так как русская няня, которая была с ними во время поездки, отказывается ехать в столь дальнее путе­шествие, то если случится что-нибудь худое, кто приютит это несчастное создание. Вообще о будущем этих троих де­тей надо хорошенько подумать, да возьмет их Господь под свое покровительство.