Николай Амосов - Книга о счастье и несчастьях. Дневник с воспоминаниями и отступлениями. Книга первая.

Другая - женщина из Одессы, зовут Зина, с такой же, если не хуже, судьбой. Положили, так как отправить страшно - может дорогой умереть. У того - легкие, у этой - печень и ревматизм. Подлечили, пытались выписать.

Был неприятный разговор с мужем.

- Риск крайний. Отказать категорически не могу, шансы есть, но очень малые. Прошу, заберите, мы не можем дольше держать, лечение такое же, как в своем городе.

Отказывается.

- Тогда пишите расписку: "Настаиваю на операции, несмотря на предупреждение о крайнем риске".

После этого началась торговля: дал расписку, что "согласен на операцию". Мы хотели "настаиваю". Муж вызвал сестру и брата.

Снова уговаривал, что не могу оперировать при таком риске. А они свое:

- Без операции умрет?

Что ответишь? Дома жить не может. Сколько проживет в больнице, сказать трудно, но время измеряется неделями, едва ли месяцами.

В конце концов стало стыдно, что загнал человека в угол с этим "настаиваю". Сказал врачам: не надо расписки.

Позавчера оперировали, и тоже пока терпимо. Но тоже много говорит.

На конференции же поругался с Юрой, шефом нашей "Элемы". Он начал спорить по поводу одного больного, что я-де постоянно меняю установки и так далее. Я ему довольно вежливо разъяснил и спросил, когда будет еще один вид исследования функции сердца... Он возьми и ляпни:

- Вы смотрите в журналах только заголовки и рефераты. Вот я об этом прочитаю и доложу...

Ну как тут не взорваться? Когда уже ночь не спал, нервы натянуты страхом предстоящих двух операций крайнего риска. (Не считая третьей, обычной.)

Во-первых, это неправда. Во-вторых, такое старшим публично не говорят.

Обругал его грубо, назвал мальчишкой и даже хуже. Потом противно было, что унизился. Теперь натянутые отношения, а это ведь один из близких мне старых сотрудников. Отлично ведет свою "Элему". Даже испугался: вдруг уйдет? Такого не найти, придется извиняться. Дело дороже самолюбия.

Вот такие сложности возникают в отношениях. Вообще-то я не обижаюсь на своих помощников, когда они взрываются, и переношу даже грубости, если по делу. Человек должен драться за свою правоту. В нашей медицине это не принято. Слишком большая зависимость.

К сожалению, четверг кончился не так хорошо.

Первая операция легкая: врожденный стеноз аортального клапана. Вторая - замена митрального клапана. Нормально все.

А вот третья - очень тяжелая.

Мужчина тридцати шести лет, поступил неделю назад. В 68-м году я вшил ему протез аортального клапана - был эндокардит при врожденном пороке. Прошло неплохо, хотя опыт тогда был мал... Однако через несколько лет состояние ухудшилось, приехал показаться, и при обследовании обнаружили, что протез отрывается, часть швов прорезалась и снова образовалась недостаточность. В 1974 году перешил ему протез. Повторные операции после АИКа всегда сложны, но все обошлось. И вот в прошлом году он пришел с тем же самым: частичный отрыв клапана. Состояние было приличное, и- я не решился оперировать. Теперь он снова в клинике, уже с сильным ухудшением. Сделали контрастное исследование на "Элеме". На кинопленке видно, что протез просто болтается i. вот-вот отвалится. Деваться некуда, и взяли на операцию безотлагательно.

Операция длилась десять часов. К сердцу пришлось продираться через прочнейшие спайки, по миллиметру рассекая и прижигая. Аорта диаметром пять сантиметров, истонченная, того гляди прорвется. Протез действительно оторван более чем наполовину, но ткани нормальные. Непонятно, почему оторвался. Вшили новый клапан. Два часа перфузии. К сожалению, как часто бывает в таких случаях, самая трудность была в конце - все ткани кровили, гемостаз занял два часа и стоил литра кровопотери...

Из операционной вышел в десять вечера. Разулся и ходил босой по холодному полу кабинета, охлаждал горящие подошвы. Три операции, одиннадцать часов у стола и шестьдесят семь лет.

Дежурный утром доложил, что больной плохой. Не удалось пробудить, дышит на аппарате.

Застал его таким, как оставил: резко заторможенным, на аппаратном дыхании. Ночью несколько раз делали пункцию (прокол) правой и левой плевральной полостей - им казалось, что легкие плохо дышат, поджаты кровью или воздухом.

Другие больные в относительном порядке. Психозы Зины и Семена идут на убыль. (Забавно, когда в реанимации даже людей в возрасте, как эти, называют "Коля", "Маша". Говорят, что так запомнить легко и душевнее. Больные не возражают.)

Пока писал дневник и ужинал, произошли события с этим больным.

Позвонил дежурный (Виктор Кривенький) и сказал, что "живот плохой". Договорились вызвать Лукича, так ласково называют Ситара. Он у нас делает брюшные операции. Все другие хирурги уже не умеют. А мне не хочется возвращаться к старому. Лукич позвонил часов в десять.

- Подозреваю тромбоз сосудов кишечника... Если так, то больной не вынесет большой резекции. Очень тяжел.

Решили, что сделает небольшой разрез брюшной стенки (лапаротомию) и посмотрит: если кишечник черный, то и пытаться нечего. А может быть, что-нибудь другое. Все равно при всякой катастрофе в животе нужно оперировать. Нехорошо, когда на вскрытие дают труп без диагноза. Пожалуйста, пусть это вас у шокирует, вскрытие умерших для нас - производство. Это учеба и контроль работы.

Теперь никакое писание в голову не идет. Нужно ждать результатов операции.

Суббота, пять утра. Не могу спать, а бегать еще рано, близких переполошу. В самый раз писать. Вчера в одиннадцать позвонили, что Ситар вскрыл живот, обнаружил много крови, источник кровотечения ищет.

Вот тебе на! Откуда кровь? Не иначе как повредили печень, когда пунктировали плевру в первую ночь.

(Наверняка если кто прочитает - осудит. "Черствый человек". Нужно ехать, посмотреть. Совет дать. И родным спокойней: все сделано, "сам" приезжал. Не поехал: пользы не принесу, а ночь пропадет.)

Сказал, что буду в клинике в десять утра, чтобы анализы приготовили. Нечасто хожу в выходные, но сегодня нужно.

А пока есть время рассказать одну историю про Лукича. Нет, не нашего, просто ассоциация. Относится к Брянску.

"Амосов его лукичом, лукичом! Он и завалился..." Так операционная санитарка Настя всем рассказала.

Мы с Лидой жили тогда при больнице, и нас вызывали на сложные экстренные операции. И Настю тоже.

В два часа ночи стук. Настя кричит через дверь:

- Бегите скорее, там в операционной человек режется:

Выяснять нет смысла, по пустякам не зовут. Захожу в операционный блок. В дверях жмутся сестры и няньки, встречает врач Наташа Худякова. Показывает на дверь сестринской комнаты.

- Там сумасшедший. Ужас, что делает!

Открываю дверь и вижу картину: на полу на коленях стоит человек без рубахи, голова наполовину обрита. Безумные, напряженные глаза. Но не это главное. У него распорот живот. В руке опасная бритва. Он оттягивает рукой петлю кишки, отрезает кусок бритвой и бросает... Уже лежат несколько кровавых комочков.