Филлип Боссан - Людовик XIV, король - артист

Нетерпение начинает приносить плоды: решение было принято не позднее 10 июня; 22 июля все уже было снесено. Планы готовы, работы начались. Король не спускает глаз со своего начинания. Сурш пишет, что король «стал даже часто проводить там послеобеденное время, работая под навесом с господином де Лувуа и время от времени бросая взгляд на работу, чтобы удостовериться, как идет дело». 30 июля он с Мен-тенон, осматривая канал, решает «отправиться в Версаль с намерением поужинать с дамами в Трианоне», среди лесов и строительного мусора. Но «пошел столь сильный и продолжительный дождь, что пришлось вернуться во дворец и подать ужин туда». 16 сентября «господин де Лувуа, который еще не появлялся при Дворе со времени своей болезни, приехал в Версаль совещаться в Королем относительно сооружения Трианона, Король сильно разгневался на подрядчиков, поступивших противоположно его намерениям».

Гнев короля на самом деле был таким сильным, что Его Величество схватил лихорадку и слег больным. 2 октября, все еще в раздражении, он уезжает из Версаля в Фонтенбло, «вплоть до того момента, когда мог надеяться обрести сносное жилище в Трианоне, чего он желал с таким нетерпением». 13 ноября он не выдерживает, покидает Фонтенбло и, гоня галопом, прибывает в Версаль после полудня. Он тут же пересаживается в другую карету, чтобы ехать в Трианон.

Если перелистать «Мемуары» Данжо, видно, что король посещает Трианон 14, 15, 16, 22, 26, 27, 29 ноября, 5, 10, 11, 13, 15, 17, 20 и 31 декабря 1687 года и 6, 16 и 19 января года 1688 года. Он впервые обедает там 22 января. Все сделано за семь месяцев.

На наше счастье, Мансар в сентябре 1687-го был болен и решил отправиться на воды в Виши: это отдает в наше распоряжение корреспонденцию Лувуа, который благодаря скорым курьерам держит архитектора в курсе дел. Людовик XIV постоянно контролирует строительство.

«18 сентября. Король не был доволен эффектом, который здание производит со стороны сада, то есть той его частью, которая поднята на 6 или 7 футов, помеченной на плане цифрами 1,2,4, и приказал, чтобы ее сломали, как и части, помеченные цифрами 3 и 5...

Его Величество не захотел, чтобы завершали крышу, которую он нашел слишком тяжелой и придающей Трианону чересчур громоздкий вид; он приказал, чтобы возвели кровлю, которую не было бы видно ни с какого места, чтобы ее покрыли графитовым сланцем и чтобы трубы поднимались над крышей на один фут. Его Величество предпочитает риск того, что они станут дымить, тому, что их будет видно снаружи.

22 сентября. Король, посчитав, что если ждать вашего возвращения, не удастся отделить в этом году двор Трианона от сада, приказал мне, чтобы Котт сделал наброски, выбрав стиль по собственному усмотрению, со стороны же сада Его Величество не желает ничего, кроме колонн, что придаст зданию легкость...

Так как я поспешил отправить вам того курьера, которого присылал 18 числа сего месяца, то уже получил ваш ответ от 21-го.

[Виши — Версаль за 24 часа? Другое письмо, датированное 28 сентября, гласит: «Я получил ваше послание, датированное 25 числом сего месяца». Нарочные курьеры творили чудеса.]

Его Величество не согласился ни с идеей двойных колонн по краю сада, ни с теми, что вы предлагаете поместить в галерее, поскольку это ее значительно уменьшит, так что упомянутая галерея будет выступать только на фут-полтора от стены...

Кроме того, Его Величество не одобряет украшение павильонов сложными пилястрами, он желает, чтобы галерея, которая находится посреди здания, была украшена только простыми колоннами.

19 октября. Его Величество не хочет, чтобы верхние балюстрады Трианона строились бы из тоннерского камня и категорически желает, чтобы они были из камня из Сен-Лэ, полагая, что сообразность цветов важнее белизны камня из Тоннера. Король не хочет, чтобы оставили дерево, указанное на чертеже господина Ленотра...

Его Величество не хочет больше ничего...

Король одобряет указанный чертеж на упомянутом плане...»

Уже на протяжении трех столетий удивляются расположению и плану Большого Трианона: для чего два крыла разделены ажурной галереей? Зачем это длинное здание, которое совершенно асимметричным образом выступает в сторону сада?

Именно здесь мы, быть может, сумеем понять характер отношений Короля-Солнца с тем, что называют «зодчеством» и, в целом, с искусством. Что такое Трианон в 1687 году, когда, совершенно внезапно, король решает его перестроить? По всей видимости, это место и здание, которое всегда было ему дорого и с годами становилось еще дороже. Это место отдыха и покоя, куда он любит приезжать, где этикет делается менее тягостным и где текут мирные беседы с мадам де Ментенон (приветливой, любезной и веселой, не в обиду злословящим будь сказано) пятидесятилетного короля, который во времена своей молодости проводил «послеполудни» с нежной Лавальер в маленьком версальском дворце. В 1664 году Версаль был местом его загородного отдыха, тогда как резиденциями служили Лувр или Сен-Жермен. Теперь, когда резиденция находится в Версале, Трианон играет ту же роль сельского дома. У короля здесь свои особенные пристрастия: цветы, прогулки. Чего ему хочется? Ничего другого. Трианона большего, более красивого, более благородного. Мрамора вместо легкого «барокко» синего фаянса. Но только пусть ничего не меняют! Строительство нового Трианона есть не что иное, как копирование структуры старого настолько, насколько это возможно. Первый проект показывает то, что к июлю 1687 года смогли придумать за несколько недель. Соединяют между собой пять павильонов, прежде разделенных, ищут более благородные формы; и это все. У Фарфорового Трианона были сланцевые кровли? В новом и не помышляют делать других. Король обращает на это внимание, когда крышу уже соорудили — слишком тяжелую, придающую сельскому домику громоздкий вид. Пусть ее разберут! Пусть поставят итальянскую балюстраду не из тоннерского камня, а из камня Сен-Лэ! Зачем здесь павильон в конце галереи, в правом углу со стороны сада? Да потому что на этом месте был раньше Павильон Ароматов! А эта длинная асимметричная галерея, которую мы сегодня зовем Галереей Котелля? Она просто-напросто сменила решетчатый свод, который вел к Павильону Ароматов, и она тоже, в свою очередь, сводчатая. Остается перистиль, отделяющий двор от сада в том месте, где находился главный павильон Фарфорового Трианона. Зачем эта пустота на месте заполненного пространства? Разумеется, вначале оно было застекленным, скорее салон, чем ажурная галерея.

Итак, Людовик XIV, распоряжаясь работами в Трианоне ведет себя как человек, привязанный к зданию, которое он лишь преобразует, если вообще не копирует. Это не архитектор, это владелец, который хочет привести в порядок, украсить, усовершенствовать дом, который любит. И так как он его любит, его бесконечно сдерживают в его замыслах воспоминания, верность или просто привычка. Таков Людовик XIV — архитектор: скрупулезно вникающий в мельчайшие детали, он столь упрям, что не только доходит до конца в том, чего хочет, но и других заставляет поверить, будто конструкция целого есть плод долго вынашиваемых планов, тогда как она есть результат интуитивных прозрений, внезапных побуждений, серии «подчисток», как говорят живописцы.