Василий Коньков - Время далекое и близкое

- Мы бы дали тебе денег из партийной кассы, но, понимаешь, не имеем права. Слушай, а ведь с этим серьезным вопросом не медля надо обращаться к начальнику Генерального штаба товарищу Шапошникову.

Я невольно замахал руками. Настолько это предложение было неожиданным для меня.

- Государственные вопросы, Василий Фомич, надо решать по-государственному, - заулыбался Жаворонков.

- Поймут, что я жалуюсь...

- А ты не жалуйся, а доложи по-хозяйски, твердо выскажи свою просьбу. - С этими словами Жаворонков набрал нужный номер и тут же уверенно заговорил: - Борис Михайлович, это Жаворонков из Тулы. У меня в кабинете находится командир 251-го стрелкового полка товарищ Коньков. Выслушайте его, пожалуйста.

- Товарищ Коньков, я слушаю вас, - раздался в трубке спокойный голос. - Докладывайте все, обещаю, что разговор между нами.

Я старался быть кратким. Но в конце не сдержался и буквально выпалил:

- Последняя надежда на вашу помощь, товарищ начальник Генерального штаба.

На другом конце провода раздался негромкий смех, потом уверенный голос меня обнадежил:

- Товарищ Коньков, мы поможем вам, работайте спокойно.

Через два дня после этого разговора меня вызвали в КЭУ округа. Здесь встретили приветливо, внимательно выслушали мои доводы, спросили, какие все-таки я думаю строить укрытия и сколько их требуется. Я предусмотрительно захватил с собой все расчеты на материалы и средства. С экономистами мы еще раз все проверили, обговорили. Начальник КЭУ, прощаясь со мной, обнадеживающе сообщил, что необходимые строительные материалы нам уже отпущены, и посоветовал строить, укрытия на территории полка.

Вернувшись в Тулу, я первым делом позвонил Василию Гавриловичу Жаворонкову. Он порадовался вместе со мной успешно проведенным переговорам, задушевно сказал:

- Для тебя, Василий Фомич, дверь моего кабинета всегда открыта.

Коммунист Жаворонков... Он поражал меня своей энергией. Сколько забот было у первого секретаря обкома?! Оружейные заводы, научные учреждения, сельские райкомы, транспорт и многое-многое другое. Все это требовало постоянного внимания, четкой организации. И за все это отвечал в первую очередь он, первый секретарь. Для него партийная работа была вечным экзаменом. Выдерживал он его с честью, потому что хорошо к нему готовился, потому что его жизнь сливалась с жизнью сотен партийных коллективов. Письменный стол, заседания, точные формулировки принятых конкретных партийных решений - это было лишь частью его дела. Основное же - живая связь с коммунистами, воспитание и организация людей. Для него не было встреч дороже, чем встречи в цехах, в поле, на стрельбище. Оружием коммуниста Жаворонкова было слово. Умное, конкретное, справедливое, оно становилось делом, а ведь доброе дело и есть цель всех усилий партийного работника.

Мы нередко встречаемся с Василием Гавриловичем Жаворонковым. Вспоминаем нашу молодость. Я с гордостью смотрю на Звезду Героя, которая горит на груди моего друга. Получил он ее в 1977 году, вскоре после присвоения Туле почетного звания "Город-герой" и вручения медали "Золотая Звезда". Награда заслуженная, справедливая. Велика заслуга этого человека, одного из организаторов обороны Тулы, вместе со своими земляками отстоявшего родной город от гитлеровских полчищ.

Наверное, мало найдется городов, встреча с которыми меня волновала бы так, как с Тулой. Здесь прошла моя командирская молодость. Здесь вырос до командира дивизии. Я выхожу из вагона, вместе с другими оказываюсь на шумной и нарядной привокзальной площади. Вроде и недавно здесь был, но не узнаю города. Улицы, похожие на проспекты, широко разметнулись в новых районах. Иду пешком, забыв о возрасте, любуясь близким и родным мне городом. Прохожу по проспекту имени В. И. Ленина, останавливаюсь на площади Победы, долго вспоминаю годы далекие и близкие у стелы Героям Советского Союза - тулякам, павшим в Великую Отечественную войну.

Как много повидавший и переживший человек не могу не сказать вот о чем. Тула и туляки свято хранят лучшие традиции, заложенные коммунистами, в том числе Василием Гавриловичем Жаворонковым и его товарищами по партийной работе.

Я не раз потом бывал у приветливого хозяина этого кабинета. Приходил с радостью, с заботами. Здесь меня всегда понимали и были в любую минуту готовы помочь. Работники обкома и горкома партии охотно встречались с нами. Они выступали с лекциями и докладами перед личным составом. Приезжали пострелять в полковой тир, внимательно изучали армейскую жизнь и, как я убеждался, по-человечески тонко, по-партийному чутко реагировали на наши просьбы. В период учебных сборов работники горкома партии постоянно находились в части, влияли на весь процесс обучения и воспитания призывной молодежи.

Десять дней прошло после моего возвращения из Москвы. За это время мы успели построить закатные сараи, надежно укрыть всю боевую технику. Люди больше не отрывались без нужды от занятий. Полк занимался нормальной плановой боевой и политической подготовкой.

В это же время состоялась у меня встреча с командиром дивизии.

- Как вам удалось сделать это все? - показал он в сторону капитально отстроенных боксов.

Пришлось рассказать ему о том, что я пережил за последние дни. Комдив молчал. Он ни разу не прервал меня. А выслушав, тихо сказал: "О ваших добрых товарищеских связях с Жаворонковым и работниками горкома партии много наслышан. У меня, к сожалению, такого тесного контакта с ними не получилось. Все думал, что обкому и горкому не до дивизионных неурядиц, а вот вы, Василий Фомич, это мнение опровергли".

Теперь я уже молчал. Да и что можно было ответить? Человек в моем положении меньше всего должен был беспокоиться о том, что и как о нем подумают в обкоме. Я обращался за помощью к коммунистам, которые проводили в жизнь политику партии. Верил, что меня поймут и, что самое главное, поддержат. У коммуниста постоянной должна быть вера в то, что он делает.

Все лето и осень 1937 года подразделения полка провели на полигоне. Люди втянулись в учебу, радовали стабильными результатами в стрельбе, на учениях действовали инициативно, с подъемом.

Я старался выбирать время, чтобы не упускать из поля зрения тех командиров, к которым мы имели претензии. Как-то так получилось, что к Воропаеву я наведывался чаще, чем к остальным. Подкупала в этом командире серьезность, с которой он теперь относился к обучению и воспитанию подчиненных, к самостоятельной работе. На базе его роты мы неоднократно проводили показные занятия с остальными командирами подразделений. Воропаев проявлял себя вдумчивым, зрелым командиром.

Василий Петрович брал личным примером. Если он призывал красноармейцев метко поражать цели на стрельбище, то первым выходил на огневой рубеж и все пули посылал в центр мишени. Если он заявлял, что винтовку можно собрать и разобрать за считанные секунды, то сначала это делал сам. Воропаев тренировал подчиненных выносливости на марш-бросках, учил преодолевать в одежде речные преграды. Личный состав охотно откликался на все его начинания. Командование полка, например, горячо поддержало родившееся впервые в дивизии в этой роте снайперское движение.