Александр Крживецкий - Далекое и близкое

© Александр Крживецкий, 2019

ISBN 978-5-4496-3761-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Александр Крживецкий

Тому, кто не совершил ничего

героического, остается говорить

только правду.

Вы снова здесь, изменчивые тени,

Меня тревожившие с давних пор,

Найдется ль наконец вам воплощенье,

Или остыл мой молодой задор?

Все началось со сказки С. Т. Аксакова «Аленький цветочек». (Сказка ключницы Пелагеи) 1 1 Это русский вариант сюжета нравоучительной сказки XVIII века французских писательниц Габриэль Сюзанны Барбо де Вильнёв и Жанны-Мари Лепренс де Бомон (прабабушки Проспера Мериме). . Затем я прочел его автобиографическую трилогию – «Семейная хроника», «Воспоминания» и «Детские годы Багрова-внука».

Это произошло в далеком 1955 году в доме подруги моей бабушки Агриппины Петровны – тети Нюси (Анны), жившей в г. Краснодаре на ул. Шаумяна, напротив Главпочтамта. Она была сестрой князя Юрия Любовецкого (друга философа и мистика Георгия Гурджиева), подругой красавицы Августы Миклашевской – актрисы Камерного театра, последней роковой любви Сергея Есенина.

Нюся еще до революции с «золотым шифром» закончила Смольный институт в Петербурге, а затем Лазаревский институт восточных языков в Москве, в совершенстве владела французским, немецким, английским, турецким языками, бегло говорила на фарси, великолепно знала историю Российской империи, историю Французской революции, историю морского пиратства, играла на кабинетном рояле Листа, Генделя, Шумана, пела русские романсы:

Она громогласно ругала Советскую власть, всех вождей мирового пролетариата считала шпаной и предрекала неминуемую гибель Советской России. Беспощадно курила папиросы «Огонек», пила водку и ругалась матом как московский биндюжник. Видимо она каким-то двадцать шестым чувством понимала, что НКВД забирает и отдает под суд не тех, кто громко говорит, а тех, кто шепчется по углам.

Интересно то, что облик этой женщины-преподавателя неразрывным сочетанием утонченной интеллигентности с разнузданностью протестного поведения, вполне соответствовал всеобщему закону действительности о единстве и борьбе противоположностей. Но это я стал понимать гораздо позже. А тогда, именно она сумела пробудить во мне интерес к истории и литературе.

Тетя Нюся рассказала, что 2 июня 1816 года в Москве, в храме преподобного Симеона Столпника 4 4 Находится на пересечении Нового Арбата и Поварской. обвенчались 25-летний сын оренбургского помещика коллежский секретарь Сергей Аксаков и 23-летняя дочь отставного суворовского генерал-майора Ольга Заплатина. В браке родились четыре сына и семь дочерей: Иоанн, Константин, Григорий, Михаил, Вера, Ольга, Надежда, Любовь, Анна, Мария, София. Не зря Сергея Тимофеевича называли «великим семьянином». Но, конечно, сердцевиной этого внутреннего семейного лада и гармонии была, несомненно, и Ольга Семеновна Аксакова (Заплатина).

Все свои основные произведения С. Т. Аксаков написал уже находясь в преклонном возрасте, но самое удивительное, что и «Аленький цветочек», и «Семейная хроника», и «Детские годы Багрова-внука» созданы слепым человеком! Сергей Тимофеевич Аксаков к шестидесяти годам совершенно ослеп, и свои произведения он не писал, а рассказывал, диктовал близким. Чаще всего записывала отца старшая дочь Вера. В воссоздании словом повседневного семейного лада Аксаков был первым в русской литературе и его семейные хроники оставили в моей душе сильное впечатление.

Как писал уже в наше время известный журналист Дмитрий Шеваров: «Нет в нашей классике ничего более актуального и насущного, чем аксаковская семейная сага („Семейная хроника“, „Детские годы Багрова-внука“, „Наташа“)». 5 5 Шеваров Д. Отец великой семьи. Журнал «Фома», №5 (73), май 2009.

Должен предупредить, что я никогда не придавал своей персоне слишком большого значения, чтобы, впав в соблазн, публично рассказывать другим эпизоды из моей жизни и жизни моих предков. Что-то должно было случиться, чтобы я решился на такой шаг. И таким импульсом, подтолкнувшим меня к написанию семейной хроники, стали настоятельные просьбы ближайших родственников Екатерины и Игоря Берлинских (младшей дочери и зятя) – просто у них такое хобби – заряжать энергией других, наставлять и поучать). Хотя, сами посудите, – это же крайне несправедливо приставать к старику: напиши, да напиши, отвлекая его от созерцания истины на дне бокала. Об этом хорошо писал когда-то Стефан Цвейг:

К тому же, честно говоря, страшновато было взяться за перо. Однако, просматривая материалы о большой семье Аксаковых, в дневниковой записи Веры, старшей дочери писателя, я встретил фразу: «Один миг любви, и все недоступное, все ужасное и несовместимое, все становится близко и доступно… все ясно, светло и блаженно…» – так и появились эти заключительные для моего возраста записки (мне за семьдесят) и задуманы они как последние в жизни, с тайной надеждой оттянуть их завершение лет этак на 10. Попутно замечу, что у меня нет патологической страсти к преувеличениям, – просто раньше думал, что я весь такой бодрый и здоровый, проживу долгие годы и умру, когда захочу, но потом понял, что меня могут и не спросить. Тарантас времени непременно доставит к «последнему приюту» в назначенное время. Вот потому я и вынужден поторопиться. Впрочем, если хорошо подумать, смерть – это присоединение к большинству, а жизнь человеческая – повторяющаяся неповторимость бытия, единственность из миллионов, союз фактов и вдохновений, ощущение жизни и гибели, иронии и печали, проще – это перекресток судеб. Можно и по-есенински: «Жизнь – обман с чарующей тоскою…».