Варлен Стронгин - Вольф Мессинг. Судьба пророка

Вольф Григорьевич радовался: новая родина признала его. Смущал только «переводчик», которого сменил потом писатель-прозаик Виктор Финк. Он немногим отличался от «переводчика», был пожалуй, более настырным и постоянно крутился возле Мессинга.

– Вы знаете, Вольф Григорьевич, после вас в Брестскую область послали Ансамбль песни и пляски НКВД, который курирует сам Лаврентий Павлович Берия, – заметил Мессингу сопровождающий. – После колдуна туда направили здоровый, партийно подкованный коллектив. Так что о вас и ваших штучках там уже позабыли.

Мессинг сжимал губы, чтобы сгоряча не возразить этому злобному человеку, который, кстати, не лгал насчет ансамбля. Он действительно приехал после него в Брест. С началом войны по приказу Берии в последний состав, уходивший из Бреста, посадили ансамбль и три вагона набили декорациями.

С каждым концертом Мессинг обретал уверенность в себе, жизнь в новой стране сулила ему перспективы, о которых он мог только мечтать.

И обрадовался, когда в начале июня его направили выступать в Грузию. Однако через неделю, прервав гастроли, его вызвали в Москву. Ночью Мессинга разбудил громкий стук в дверь гостиничного номера. За ней стояли «переводчик» в форме майора и еще несколько военных.

– Вылетаем в Москву! Срочно! – приказал майор. – Не ешьте, не брейтесь. Все это сделаете потом. Надевайте костюм, собирайте чемодан и спускайтесь вниз, к машине. Быстрее!

«Кукурузник» жужжал, рывками продвигаясь вперед. Он то проваливался вниз, то взмывал на порывах теплого ветра. Мессинг и раньше попадал в подобные ситуации, но благодаря своим редким способностям головокружения и тошноты не чувствовал. В отличие от сопровождающих.

В Москве майор вышел из машины посеревшим, спустился по трапу неуверенно, покачиваясь, и с удивлением посмотрел на вполне здорового Мессинга. Покинув здание аэропорта, еле вымолвил:

– В гостиницу.

Майор, Мессинг и еще двое сопровождающих с трудом втиснулись в «эмку» и молча доехали до гостиницы. Там майор распорядился выделить Мессингу номер и исчез на четыре дня, что крайне удивило Вольфа Григорьевича. Он не знал, что Сталину поступали сообщения от перебежчиков через польскую границу, от наших резидентов в Германии и Австрии, от Зорге из Японии, что Гитлер готовится напасть на Советский Союз. Даже называли дату – 22 июня, но Сталин не хотел верить в предательство друга Адольфа, с которым через Молотова и Риббентропа заключил секретный договор о разделе Европы. Договор выполнялся, и нападение на СССР казалось Сталину немыслимым, но на всякий случай он хотел иметь рядом своего ясновидящего и срочно вызвал его с гастролей.

О тех июньских днях, проведенных Мессингом в одиночестве, рассказывает его хорошая знакомая Татьяна Лунгина. Ее книга «Вольф Мессинг» вышла в Нью-Йорке в 1989 году на английском зыке, а фрагменты опубликовал в переводе на русский журналист и писатель Николай Непомнящий. Вот что рассказывает Татьяна Лунгина о своем знакомстве с Мессингом: «…было июньское утро 1941 года. Я сидела в московской гостинице и ждала представителя из Средней Азии. Мне было восемнадцать лет. За год до этого меня среди других ребят отобрали для съемок в фильме об Артеке. Мой дебют удался, и мною заинтересовались работники киностудии. Я узнала только, что мне предстоит выехать туда для съемок, и с нетерпением ожидала встречи, предвкушая море впечатлений. Тут моим вниманием завладел мужчина в сером костюме и больших роговых очках на слишком широком для его лица носе. Он все время сжимал и разжимал кулаки, нервничая. Казалось, он кого-то ждал. Потом подошел ко мне и сел рядом. Его взгляд был пронзительным, слегка ироничным и каким-то усталым. Улыбнувшись, он произнес:

– Шейне медхен!

Я немного смутилась тем, что он назвал меня красивой девушкой. (В предвоенные годы почти во всех школах изучали немецкий язык, надеясь на многолетнее и доброе сотрудничество с Германией. После начала войны переводчиками с немецкого нередко были выпускники школ, имевшие пятерки по немецкому. – В. С. ). Потом спросил по-русски с сильным акцентом, как меня зовут. Я сказала: Таубе (голубь), но обычно – Таня.

– Тайбеле, – повторил он. – Маленький голубь? Вы здесь ждете кого-то?

Пока я говорила, он сидел закрыв глаза и опустив голову. Потом сказал:

– Нет, ничего этого не будет.

– Чего не будет?

– Ничего. Ни фильма, ни путешествия. И надолго.

Он проговорил каким-то особым голосом пророка, потом встал и ушел…

Через несколько дней началась война».

Вольф Григорьевич знал о ее начале и понял, что Сталин вызвал его в Москву уточнить это. Но прошел первый день пребывания в столице, второй, третий, а майора все не было.

Он заявился среди ночи 22 июня. Рассвет еще не наступил. Его приход не удивил Мессинга. Сегодня утром должна была начаться война с Германией. «Эмка» отвезла их в Кремль. Там Мессинга провели в зал с лепными украшениями, где находилось несколько человек. Мессинг сразу почувствовал, что все они до единого волнуются и кого-то ожидают. Он стал всматриваться в лица, узнал Молотова, Калинина, Берию, Микояна, Ворошилова, Жукова, Буденного, Василевского, и вздрогнул, встретившись взглядом с главным прокурором страны Вышинским. Мессинг сталкивался в своей жизни с убийцами, знал о существовании в прежние века графа Дракулы и других вампиров, о кровожадности маньяков, но такого кровопийцу не встречал никогда. Обмяк от страха и сел вдалеке от всех на край дивана. Он никак не мог привыкнуть к тому, что находится рядом с этими людьми. Людьми ли?

– Светает, – заметил генерал с высоко поднятой головой.

– Вы так думаете? – невпопад, задумчиво произнес Микоян, глядевший в окно. – Может, еще подождем, товарищ Жуков?

– Подождем, – согласился генерал, но Мессинг прочитал его мысли о том, что Сталин не приедет, что он может предать любого из сидящих в этом зале.

– Ладно, – тихо вымолвил бледный и растерянный маршал Ворошилов. По званию выше Жукова, он должен был сам принимать решение, но почему-то, видимо для того, чтобы успокоиться, мысленно читал стихи о себе, написанные детским поэтом Львом Квитко: «Климу Ворошилову письмо я написал: „Товарищ Ворошилов, народный комиссар…“ Это уловил Вольф Григорьевич. И не раз. Стихи, вероятно, успокаивали Ворошилова.

– Может, спиваем? Хором. Могу один, – вдруг предложил Буденный. – Для разрядки. Я и сплясать могу. Гопака! – И вопросительно посмотрел на Василевского.

«Ты, гад, на что угодно пойдешь, лишь бы угодить Сталину, – прочитал Мессинг мысли генерала. – Тебя и оставили у власти, потому что ты ничтожество!» Василевский сделал вид, что не услышал Буденного.

– Видели, как ты танцуешь гопака, – нервно заметил Молотов, сверкая черными зрачками через пенсне и нервно теребя в руках лист с текстом, отпечатанным на машинке.