Варлен Стронгин - Вольф Мессинг. Судьба пророка

Мессинг поздоровался с вождем и поблагодарил за предложение.

– Будешь выступать перед своими, – оскалил зубы Сталин.

– Я не различаю зрителей по национальности, – ответил Мессинг.

– Врешь! – впервые грубо сказал ему Сталин. – К тебе за кулисы обязательно зайдет Михоэлс. Ваш кумир!

– Но я выступаю в театре только по понедельникам, – заметил Мессинг. Он был давно знаком с Михоэлсом, но Сталину об этом не сказал.

– Ну и что? – нахмурился Сталин. – Сделай так, чтобы он к тебе зашел. Прочитай его мысли. Узнай, что он затеял против страны. Его планы. Связи с Америкой. Ведь наше еврейское издательство вместе с американским создают «Черную книгу» о зверствах фашизма над евреями.

– Полезная книга, – заметил Мессинг, – всю мою родню погубили фашисты.

– Не полезная, а националистическая! – взорвался Сталин. – И ты защищаешь своих!

– От чего? От кого? – спокойно ответил Мессинг. – Вся моя родня давно уже покоится в земле… Никого не вернешь, – хрипло произнес он. (Позднее выяснится, что чудом выжила одна из его племянниц – Марта Мессинг. – В. С. )

– Ладно, – смягчился Сталин, – ты интернационалист, а Михоэлса прощупай. Обязательно!

Разговор со Сталиным расстроил Мессинга, и свое выступление в этот вечер он провел неровно. Часто не мог сосредоточиться и разыскал заказанный предмет только с третьего раза. Зал шумел, назревала сенсация: великий телепат терпел фиаско. Он нервничал, едва ли не умоляя индуктора постоянно повторять про себя желание, и, только собрав волю в кулак, все-таки нашел на последнем ряду балкона лежащий под сиденьем портсигар, из которого нужно было достать три сигареты. Волнение зала обернулось шквалом аплодисментов – зрители посчитали, что Мессинг выполнил очень трудное задание.

Михоэлс сам пришел в гримерную к Мессингу. Они встретились как старые и добрые друзья.

Вид артиста обескуражил Мессинга. Перед ним стоял сильный человек, с непропорциональными чертами лица, часто свойственными гениям, лучистые добрые глаза выдавали его талант и наивность. Мессинг на мгновение заглянул в его сознание и тут же отказался от этого, настолько помыслы Михоэлса были чисты и светлы, как и его душа. А вот будущее артиста заставило пришедшего в ужас Мессинга опуститься на стул, чтобы не выдать своего волнения.

– Я всегда присаживаюсь перед выходом на сцену, словно перед дальней дорогой, – сказал Мессинг.

– А я сажусь в кресло, мне как народному артисту и королю Лиру положено кресло, – пошутил Михоэлс.

Они расстались очень дружелюбно, крепко пожав друг другу руки. Мессинг задержал руку Михоэлса в своей.

– У меня ощущение, что вы прощаетесь со мной, – удивился Михоэлс.

Мессинг покраснел от растерянности, но нашел что ответить:

– Не очень часто мне удавалось пожимать руку королевской особы!

Оба рассмеялись: Михоэлс – чистосердечно, Мессинг – нервно и напряженно. Он просто страшился рассказать другу, что его ожидает. Надеялся, что видение было ошибочным и Сталин переменит свои намерения.

Сталин принял Мессинга в комнате, закрытой шторами, между которыми все-таки пробивалось первое весеннее солнце. Наверное, не хотел, чтобы во время их беседы телепат мог разглядеть его лицо.

– Видели Михоэлса? – хмуро произнес вождь.

– Видел.

– Я знаю. Даже о чем вы говорили. Но интересно, что вы прочитали в его мыслях?

– Они чисты… – начал Мессинг.

– Покрываете своего, – дернулся Сталин.

– Зачем? – сказал Мессинг. – Я знаю, что, когда еврейский театр вместе с главным режиссером Грановским решил остаться за границей, именно Соломон Михоэлс возглавил группу артистов, вернувшихся домой. На мой взгляд, он чересчур советский человек. Я правильно сказал «чересчур»? Иногда еще путаюсь в русском языке.

– Вы не скажете правды? – двусмысленно заметил Сталин. – Почему вы молчите? Что вы еще увидели, встретившись с Михоэлсом?

– Его смерть. В темноте… Было плохо видно.

– Ха-ха! – вдруг диковато засмеялся Сталин. – Даже я не вечен. Но грузины живут долго!

После ухода Мессинга Сталин дал указание Управлению культуры не занимать этого артиста в дальних от Москвы концертах.

А Мессинг, садясь в кремлевскую машину, услышал за своей спиной чисто звучащий бас:

– Вольф? Это ты, Вольф?

– Поль? – обернулся Мессинг!

Они обнялись как старые друзья, когда-то вместе выступавшие в Берлине в одном варьете и не видевшиеся с довоенных лет.

Кремлевские курсанты с недоумением, но по уставу спокойно наблюдали странную, не предусмотренную графиком встречу.

Известный прогрессивный американский певец Поль Робсон приехал на прием к Сталину в то время, когда Мессинг покидал Кремль.

– Я буду выступать телевизор, – с трудом подбирая русские слова, произнес Робсон. – Прямой эфир!

Мессинг отвел Робсона в сторону и на бумажке латинскими буквами начертал три куплета песни, шепотом сообщив ее название. Робсон понимающе кивнул головой:

– О’кей, камарад!

Концерт состоялся через несколько дней, и в конце выступления Робсон спел эту песню. Опешивший от неожиданности диктор, волнуясь и заикаясь, сказал, что певец исполнил песню защитников Варшавского гетто.

Сталин растерянно глядел на экран, не понимая, как эта песня могла миновать десятилетиями отлаженную цензуру, а Вольф Григорьевич Мессинг сквозь слезы смотрел на Робсона, мысленно благодаря коллегу, поведавшего миру об убитых в прошедшей войне шести миллионах его соотечественников.

Непредсказуемость в поведении Сталина волновала Мессинга, и он никак не мог привыкнуть к вызовам в КГБ, к нелепым и грубым требованиям чекистов.

Одна из последних встреч со Сталиным произошла в начале 1948 года. Сталин был хмур, не в настроении. «Наверное, плохо выспался», – подумал Мессинг, но во время их разговора, прочитав мысли вождя, понял, что его раздражает.

– Американцы имеют атомную бомбу! – неожиданно выпалил он. – А мои ученые только обещают ее создать, говорят, что очень скоро. Можно ли им верить?

– Если солидные люди, настоящие ученые, – сказал Мессинг, – то я не вижу оснований им не доверять.

– Вроде понимающие в науке. Как докладывал мне Берия, – оживился Сталин. – А то эти америкашки совсем загордились. Думают, что самые сильные в мире. Звери. Бросили свои атомные бомбы на японские города, уничтожили массу людей и задрали нос, понимаешь!

Мессинг удивился столь резкому осуждению американцев за применение грозного оружия против общих врагов. Шла война. Тогда газеты очень лояльно отнеслись к атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, бомбардировке, по сути дела заставившей японцев капитулировать. Она привела к окончанию войны на Дальнем Востоке, способной затянуться еще надолго и стоить нам немалых людских потерь.