Варлен Стронгин - Вольф Мессинг. Судьба пророка

Вольфу исполнилось 23 года, и его призвали в армию. Он, как и другие новобранцы, участвовал в военных учениях, и, хотя офицеры знали, что в их части служит известный на весь мир артист с феноменальными телепатическими способностями, поблажек ему не делали. Иногда, будучи под хмельком, с ним был рад пообщаться любвеобильный капрал. Он задавал вопросы, в основном касающиеся женского пола, интересовался, чем отличаются японки от польских девушек. «И неужели аргентинки день и ночь танцуют танго? А в кровати после этого могут?» – выпучивал он глаза. «Могут, – шутливо отвечал Вольф, – если кровать двуспальная». Выслушав рассказ Вольфа о темпераменте бразильянок, капрал скорчил недовольную гримасу: «Они способны разложить армию. Разве после их любовного буйства солдат поднимется на поверку? Пойдет в бой? Природа рассудила справедливо. Полякам нужны прекрасные и нежные пани!»

По окончании военной службы Вольф снова вернулся к опытам. У него появился новый импресарио – господин Кодак, лет пятидесяти, очень деловой человек. Условия нового договора позволили Мессингу зарабатывать больше, чем у Цельмейстера, и скопить приличную сумму денег, в дальнейшем позволивших ему спасти свою жизнь. При этом он не забывал помогать отцу, братьям, послал деньги на памятник маме, на подарок племяннице Марте – только что родившейся у старшего брата дочке.

Кодак определил маршрут выступлений: Берлин, Париж, Лондон, Рим, снова Берлин, Стокгольм… Несмотря на уплотненный график работы, Мессинг старался совершенствовать прежние опыты, придумывал новые, расширял и разнообразил программу. В Риге он ездил на автомобиле по узким улочкам ныне Старого города с крепко завязанными черным полотенцем глазами, руки лежали на руле, ноги – на педалях. Управлял же машиной опытный водитель, сидевший рядом и мысленно отдававший ему приказы. Разумеется, после увиденного рижане толпами устремлялись в зал, где по вечерам выступал Мессинг.

Крутые повороты на старинных улочках, быстрые и неожиданные приказания требовали от Вольфа необычайного напряжения, и он выполнял их без единой помарки, которая могла привести к аварии, посрамлению телепата и даже к срыву гастролей. Кстати, потом Мессинг ни разу не садился за баранку автомобиля. Он был равнодушен к технике, в отличие от многих фокусников, использующих ее в своих трюках. Мессинг, мог купить не один автомобиль, но даже не думал об этом, считая, что без него вполне можно прожить, и не желая выделяться среди своих сограждан. Единственная роскошь, что он себе позволил, – это крупный перстень, с которым выходил на сцену.

Господин Кодак не снижал темпы гастролей – Южная Америка, Австралия, страны Азии. В 1927 году в Индии Вольф встречается с Ганди, выдающимся политическим деятелем своего времени. Но Мессинга заинтересовали не столько его политические взгляды, сколько учение, в котором причудливо переплетались древняя индийская философия, толстовство и различные социалистические идеи. Лицо мыслителя, тихий голос, неторопливость и плавность движений, мягкость в обращении с окружающими и удивительная простота не могли не привлечь к нему Мессинга.

Он показал Ганди опыт, выбрав его своим индуктором. Ганди мысленно попросил Мессинга взять со стола флейту и передать ее определенному человеку. Стоило этому человеку поднести флейту к губам, как в ответ на тонкие музыкальные звуки из стоящей на полу корзины, похожей на бутыль с узким горлышком, стала медленно выползать змея. Ее движения четко соответствовали ритму, заданному флейтистом. Это был своеобразный, но прекрасный танец. Мессинг смотрел на него как завороженный, думая о том, что существует еще немало чудес, созданных, но по сути не разгаданных человеком. Его поразило искусство йогов, их виртуозное владение своим телом, конечно, достигаемое непрестанными тренировками. Он наблюдал глубокое и длительное, иногда на несколько недель, погружение йогов в каталептическое состояние. Мессинг понимал, что это искусство переходит из поколения в поколение и ему никогда не достичь их уровня.

К Вольфу Мессингу не раз обращались незнакомые люди с просьбой раскрыть хищение, найти вора, наладить семейные отношения… Он не отказывался вне зависимости от положения человека в обществе помочь ему и вообще нести добро людям.

Однажды в очень богатой и влиятельной в Польше семье графов Чарторыйских пропала передававшаяся из поколения в поколение бриллиантовая брошь стоимостью не менее 800 тысяч злотых. Сумма эта по тем временам была грандиозной. Чужой человек пройти в строго охраняемый старинный замок практически не мог, а в своей многочисленной прислуге граф был уверен. Ни полиция, ни частные детективы распутать дело не сумели. Тогда граф Чарторыйский на собственном самолете прилетел к Мессингу, выступавшему в Кракове, и предложил ему заняться поисками пропавшего украшения. Мессинг заинтересовался предложением, к тому же взыграло тщеславие молодого человека – очень уж хотелось раскрыть то, что не смогли другие.

Благодаря длинным, до плеч, иссиня-черным вьющимся волосам и бледному лицу, черному костюму и накидке, граф без труда выдал Мессинга за художника, приглашенного запечатлеть уникальные архитектурные сооружения и скульптуры, стоящие в саду замка. За день перед Мессингом прошли все служащие, которые вели себя, как всегда, свободно и раскованно. Мессинг согласился с мнением графа, что все они люди честные. И среди членов его семьи Мессинг не обнаружил возможного похитителя. Лишь об одном человеке не мог сказать ничего определенного, он не чувствовал ни его мыслей, ни настроения. Это был слабоумный одиннадцатилетний мальчик, сын одного из слуг, много лет проработавшего в замке.

Однако даже если он и совершил похищение, то сделал это скорее всего неумышленно, бездумно. Мессинг решил проверить свое предположение. Он остался с мальчиком в детской комнате и сделал вид, будто рисует что-то в своем блокноте. Затем вынул из кармана золотые часы, покачал их на цепочке, чтобы привлечь внимание мальчика, потом положил на стол, а сам вышел из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Мальчик подошел к часам, подражая Мессингу, покачал их на цепочке и засунул в пасть чучела гигантского медведя, стоящего в углу комнаты. Как только шею чучела разрезали, оттуда высыпалось множество блестящих предметов: позолоченных чайных ложечек, елочных украшений, кусочков цветного стекла и фамильная драгоценность Чарторыйских.

По договору граф должен был заплатить Мессингу 250 тысяч злотых – треть стоимости найденного. Однако артист попросил графа взамен этой суммы использовать свое влияние в сейме для отмены постановления, ущемляющего права евреев. Через две недели постановление было отменено.