Эльдар Рязанов - Первая встреча – последняя встреча

Вертинский был признан невиновным, но мечта – возвращение на родину, – мечта, которую он лелеял в своей душе двадцать лет, рухнула. Все надо было начинать сначала. На этот раз он направил послание прямо Молотову. «Дорогой Вячеслав Михайлович! Я не могу жить вдали от Родины, особенно сейчас, когда она истекает кровью. Эмиграция – это тяжелое наказание. Я двадцать лет жил без Родины. Даже в тюрьме за примерное поведение наступает когда-то помилование. Очень прошу дать мне разрешение на возвращение домой. Я еще могу быть полезным своей стране, в особенности в такое время… »

Тут случилось событие, которое определило его дальнейшую жизнь до конца. Он встретил молодую прелестную девушку – Лиду Цирглава.

Дальше в моем рассказе об Александре Николаевиче принимают участие три очаровательные женщины – вдова Александра Николаевича Лидия Владимировна Вертинская и две их дочери – Марианна и Анастасия, известные театральные и кинематографические артистки. Интервью брались порознь, у каждой отдельно.

Эльдар Рязанов . Лидия Владимировна, у вас такая необычная внешность. Кто ваши родители?

Лидия Владимировна . Мой отец грузин – Владимир Цирглава. Светловолосый, с голубыми глазами...

А у мамы со стороны бабушки – сибирские староверы, а со стороны дедушки – донские казаки. Детство прошло в Харбине, училась там в русской школе. После смерти отца в тридцать третьем году переехала в Шанхай, где окончила английскую гимназию. А после курсов стенографии и машинописи работала в пароходной компании.

Эльдар Рязанов . Знали ли вы песни Вертинского до того, как увидели его, как говорится, живьем, на сцене?

Лидия Владимировна . Я слышала его песни на пластинках. Мне они очень нравились. А потом, на Пасху, я была в одной компании. У кого-то возникло предложение – поехать и послушать Вертинского в концерте. Я обрадовалась, мы поехали. Кто-то из нашей компании был знаком с Александром Николаевичем, и он подошел к нам. Меня познакомили. Я была очень рада этой встрече, предложила ему сесть. И, как Вертинский потом говорил: «Я сел. И сел на всю жизнь».

Эльдар Рязанов . Где это случилось? В ресторане, кабаре?

Лидия Владимировна . Это был ночной ресторан.

Эльдар Рязанов . Что вы испытали, какие ощущения, когда увидели впервые человека, чьи песни вы уже знали?

Лидия Владимировна . Совершенно поразительное чувство меня охватило. Он пел «Прощальный ужин», стоял на эстраде такой великолепный, такой элегантный. Мне он казался божественным. А когда он спел: «Я знаю, даже кораблям необходима пристань. Но не таким, как мы, не нам, бродягам и артистам», – то в эту минуту стрела жалости пронзила мое сердце. И тут возникла моя влюбленность в Вертинского. Мне стало его безумно жалко. Такой роскошный – и вдруг у него нет пристани.

Любовь у меня сразу соединилась с жалостью. И это было всегда, всю жизнь. Мне всегда было его жалко.

Эльдар Рязанов. А он сразу в вас влюбился?

Лидия Владимировна. Вы знаете, я была удивительно хороша в тот вечер. Мне было тогда семнадцать или восемнадцать. Я была в зеленом платьице, которое очень шло к моим зеленым глазам и длинным ресницам. Когда я сказала Вертинскому, что я по отцу грузинка, он ответил, что всю жизнь обожал грузин. А потом, живя со мной, всегда называл себя «кавказский пленник».

Эльдар Рязанов. Сразу начал за вами ухаживать?

Лидия Владимировна. Я, правда, могла редко с ним встречаться, работала каждый день. У меня были свободны только суббота и воскресенье. Потом надо было еще выбирать время, когда мама куда-нибудь уйдет. Когда она узнала, что я хочу встречаться с Вертинским, то был дикий скандал. Был такой скандал! Ой, какой был скандал!

Эльдар Рязанов. Почему? Из-за репутации Вертинского как жуира и донжуана?

Лидия Владимировна. Частично и это. Но самым важным для мамы была огромная разница в возрасте между нами. Ей это казалось чудовищным, понимаете? Чудовищным и никак не совместимым. А для меня это ничего не значило. Мне было с ним более интересно, чем со сверстниками.

Эльдар Рязанов. Лидия Владимировна, насколько я понимаю, осада продолжалась около двух лет? И он писал вам письма?

Лидия Владимировна. Очень много писем, чемодан писем.

Эльдар Рязанов . Я читал в «Огоньке» некоторые письма, которые вы разрешили опубликовать. Должен сказать, перед такими письмами не устояла бы никакая женщина.

Лидия Владимировна . Устоять было трудно.

Эльдар Рязанов . В письмах чувствуется настоящая любовь и, кроме того, огромный литературный дар.

Лидия Владимировна . Да. Оказалось, не он пленник, – а я его пленница. Здесь еще и другое... Я рано потеряла отца, у мамы сибирская кровь, она по природе молчаливый человек, а он мне все время рассказывал что-то интересное, необычайное. Перед моими глазами всплывали экзотические страны, далекие путешествия, дороги, его необычайная жизнь. И потом эти чудесные письма. Они завлекают, завораживают... Он писал, я отвечала, он писал, я отвечала.

Эльдар Рязанов . Ваши письма не сохранились?

Лидия Владимировна . Нет. Они мне показались очень детскими и недостаточно умными рядом с его письмами.И я их сожгла все.

Эльдар Рязанов . Вас не пугало, что вы можете стать очередной женщиной, очередным романом Александра Николаевича?

Лидия Владимировна . Нет, нет, потому что совсем другая линия была у Александра Николаевича. Я ему совсем не нужна была, мне кажется, как женщина. Он влюбился в меня душевно. Он считал, что встретил какую-то птицу спасения. Считал, что я его спасу и от этого кабака, и от этой жизни, от богемы. У него есть стихотворение «Спасение», там замечательные строки:

Вот такое у него было отношение, понимаете?

Эльдар Рязанов. И после двух лет осады вы решились выйти за него замуж?

Лидия Владимировна. Нет, я бы, наверное, хотела, чтобы вся эта неопределенность продолжалась… Но тут нагрянула японская оккупация. Русские говорили, что с китайцами можно жить, но с японцами нельзя. Они не дают никому жить. Я работала в английской фирме «Моллерс компани». Ее закрыли. Закрылись вообще все американские, английские, французские учреждения. Остались только немецкие конторы. А я уже к тому времени ненавидела немцев, потому что была война с Германией. Я осталась как-то на перепутье. А Александр Николаевич только и мечтал, чтобы уехать на родину, и очень увлек меня этой мечтой. Он видел, что я люблю рисовать, и обещал меня устроить в Москве в художественный институт. Это меня тоже увлекло. Но, главное, конечно, чувство к Александру Николаевичу.