Эльдар Рязанов - Первая встреча – последняя встреча

Эльдар Рязанов. Кафтанов что-нибудь ответил на это письмо?

Лидия Владимировна. По-моему, нет.

Эльдар Рязанов. Какое горькое письмо!.. Какое у нас нелепое государство! Ну да Бог с ним, с этим государством.

Лидия Владимировна. Вертинскому не простили, что уехал, покинул родину. Он говорил про себя: «Я как публичный дом. Все ходят туда, но говорить об этом неприлично. Вот все и молчат».

Эльдар Рязанов. А вот еще выдержка из письма: «У нас народ абсолютно невоспитан, а кто его воспитывал? Когда им занимались вплотную? Кроме того, он страшен, наш народ. Я думаю, он одинаково способен как на подвиг, так и на преступление. Это показала война и ежедневно показывает быт. Но это ни на йоту не уменьшает его величие».

Написано в пятьдесят четвертом году. А как верно! Как современно звучит!

Лидия Владимировна. В последние годы он хотел бросить сцену, мечтал открыть свою школу. Иметь учеников. Учить их, как надо выходить на сцену, как держать себя на сцене, как петь, как владеть русской речью. Он был влюблен в русское слово. В русскую речь. У него же самого изумительная речь. Он обожал русскую поэзию, знал ее прекрасно.

Анастасия. Я думаю, самым, может быть, неизвестным является его поэтическое творчество, оно не опубликовано целиком. Есть дороги русской поэзии – Пушкин, Лермонтов, Блок. Но также есть и тропы русской поэзии. И Вертинский – это одна из таких небольших троп. Он в первую очередь поэт. Надо издать его стихи, а с кем об этом говорить? Правительству не до этого, ему вообще ни до кого. Те, у кого деньги, так они от нас от всех уже устали. От тех, кто просить приходит. А культура тем временем уходит под воду. Некогда погибла Атлантида, величайшая цивилизация, теперь так же тонет наша культура…

Эльдар Рязанов. Ничего, потом наймут водолазов за валюту. Будут какие-то черепки поднимать со дна.

Марианна. Мне всю жизнь не хватало отца. Он рано ушел, и все время гнетет щемящее чувство; хотелось бы с ним поговорить. Что-то рассказать, спросить совета. Взрослая я уже, очень взрослая. И все равно на сердце тоска, тоска.

Эльдар Рязанов. Лидия Владимировна, вы стали вдовой, когда вам было тридцать четыре года. Почему вы потом не вышли замуж? Наталья Николаевна Гончарова все-таки через несколько лет после смерти Пушкина вышла замуж за генерала Ланского.

Лидия Владимировна. Ну, ей Пушкин велел долго не вдовствовать.

Эльдар Рязанов. Вы думаете, поэтому? А почему вы не вышли?

Лидия Владимировна. Ну, потому что я не Гертруда.

Эльдар Рязанов. Вы имеете в виду гамлетовскую Гертруду?

Лидия Владимировна. Конечно. Как я могла представить, что вот в этом кресле Наполеона, за этим столом, за которым работал Александр Николаевич, будет сидеть кто-то другой? Вы можете себе это представить? Он был король, патриций. Он был потрясающий человек. Вы даже себе представить не можете, какой он был добрый. Он был друг. А разве можно предавать друга?

«Я понял. За все мученья,

За то, что искал и ждал, –

Как белую птицу Спасенья,

Господь мне её послал…»

Эльдар Рязанов. Скажите, а были какие-то предложения выйти замуж, ухаживания?

Лидия Владимировна. Да, конечно, были. Были и ухаживания, и какие-то романы. Я не помню ничего. Мне неинтересно это вспоминать.

Эльдар Рязанов. В общем, Вертинский главный и единственный мужчина в вашей жизни?

Лидия Владимировна. Конечно. Единственный! Только я не знаю, как будет на том свете? Я умру, а он вдруг встретит меня там с какой-нибудь другой дамой?!

Эльдар Рязанов. Как вы попали в кино? Свою первую роль вы сыграли в «Садко»?

Лидия Владимировна. Кто-то сказал режиссеру Александру Птушко: «Вы ищете сказочное лицо на роль птицы Феникс? Пригласите жену Вертинского». Птушко мне позвонил. Стали делать грим. Хотели мне лицо покрасить золотой краской. Я категорически запротестовала. Я знаю, как для праздника во Флоренции покрасили мальчика бронзовой краской. А к ночи он умер, ведь поры не дышат.

С гримом и костюмом была большая волынка. В Большом театре заказали корсет. Купили в зоопарке двух несчастных павлинов, убили. Из их перьев сшили одеяние. Ужасно мне было жалко этих павлинов.

Эльдар Рязанов. Как ваш кинодебют оценил Александр Николаевич?

Лидия Владимировна. Как-то помалкивал. Мы приехали на просмотр фильма с опозданием. Вошли в зал на «Мосфильме», и Вертинский замер, обалдевший. На экране была голубая комната, и я сидела в виде птицы Феникс на веточке. Это было сказочное зрелище.

А потом я еще снималась у Григория Козинцева в «Дон Кихоте». Играла герцогиню. Александр Николаевич эту картину посмотрел в свой последний вечер. Он был на гастролях в Ленинграде, а я была в Москве. Вертинскому устроили специальный просмотр на студии «Ленфильм». С ним были администратор, пианист и двоюродный брат.

Эльдар Рязанов. Вы не разговаривали с ним потом по телефону, в этот последний его вечер? После просмотра фильма?

Лидия Владимировна. Нет.

Эльдар Рязанов. Почему он не позвонил вам?

Лидия Владимировна. Он не мог. По дороге в «Асторию» они заехали в магазин. Александр Николаевич сказал: «Я хочу купить бутылочку коньяка. Мы сейчас посидим, поговорим про фильм. А завтра я встану, первым делом буду писать Лиде письмо. Она замечательно сыграла. Вы тоже напишите ей, выскажите свое мнение…» А через полчаса он умер. Успел только надеть пижаму и сказать: «Плохо, плохо!» И всё! Сказали, что никакая бы «Скорая помощь» не помогла. Удар был очень сильный.

Эльдар Рязанов. В конце жизни он написал страшные строки:

«У меня пропал аппетит к жизни. Я разлюбил природу, музыку, искусство, даже свое искусство. Потом я разлюбил людей, детей, цветы, стихи, книги, театр и многое другое. Наконец женщин – это последнее, что я разлюбил. Сужается круг, сейчас у меня остаются дети, семья, жена, дом. Немного тщеславия еще кое-как тлеет. Не горит любовь к искусству, к актерству, к мастерству. Самое страшное, что женщины ушли из моей жизни…»

Анастасия. Я вам уже рассказывала, Эльдар Александрович. У меня всегда было чувство, что мы с ним рано расстанемся. Мне было двенадцать с небольшим лет, когда раздался звонок из Ленинграда. Мама счастливая, в ночной рубашке, зажгла свет и села ждать у аппарата. Ведь тогда не сразу соединяли с междугородней. Я выбежала в коридор и спросила: «Что? Папа? Что, он умер?» Еще ничего не было известно, а я так сказала. Мама рассердилась: «Да ты что?! Что ты говоришь? Ну-ка иди отсюда». А на следующее утро мама нам сказала, что он умер. Мы плакали. Потом привезли гроб с телом. Папу везли из Ленинграда, поэтому он был в цинковом гробу. Панихида состоялась в здании, где впоследствии был «Современник», теперь оно снесено. И когда рушили здание театра, то строители нашли этот цинковый гроб. Представляете? Я помню, нас не пустили на кладбище. Уже был предел слез. Мы так рыдали, что нас просто решили не брать туда.