Вячеслав Кондратьев - Селижаровский тракт

Связного за взводом Четина он послал еще до совещания у комбата и теперь, прислонившись к раскидистой черной липе, стоит и ждет взвод, жадно покуривая в рукав.

А взвод, промерзший, матерившийся поначалу про себя, а потом уже и вслух, все еще стоит у большака и тоже ждет. Ждет связного, которого почему-то все нет и нет...

Несколько раз подходит Коншин к комвзвода и говорит, что надо двигаться, что нечего ждать связного, что мог он заплутаться, но тот все медлит.

А ночь идет к концу... Облакастое небо чуть светлеет, и все понимают - на передовую надо прийти затемно, скрытно; и всех злит и тревожит нерешительность Четина.

- Надо идти, лейтенант, - в который уже раз говорит Коншин.

- Подождем еще немного.

- Чего ждать? Застыли все. Рассвета дождемся - перестреляют нас немцы! Нельзя более ждать! Идти надо! - встревоженно гудит взвод, на что Четин ненатуральным баском покрикивает:

- Отставить разговоры!

- Вы не правы, лейтенант. Надо двигаться, - тихо, чтоб не слышали люди, убеждает Коншин.

Четин и сам понимает, что ждать больше нельзя, сам клянет себя за робость, но не знает он, куда идти. Ракеты шпарят кругом, и не понять, где же передовая; и боится взводный, что заведет людей неведомо куда. Ему кажется нужно через большак и правее, а сержант доказывает - брать левее. Компас у Четина есть, но что компас без карты. И слышит он чей-то шепоток: "Заведет нас "щечки" к фрицам как пить дать..." И наконец решается.

- Сержант, - говорит Четин как можно тверже, - я беру одного бойца и иду. Если выйду верно, пришлю его обратно, и он поведет взвод. Если не найду ротного, тогда пойдем, куда вы хотели.

- Да я уверен в своем направлении, лейтенант. Уверен...

- Вы меня поняли, сержант? - перебивает Четин резко.

- Понял! - отходит от него Коншин, выругавшись про себя.

Ругается про себя и Кравцов, уже около часа ждущий четинский взвод и пропавшего своего связного; ругается и стоящий около него проводник - грязный, в обожженной шинели боец, которому страсть как не хочется обратно, тем более когда засветлеет, а дело к тому идет. Ругается и начальник штаба, увидев Кравцова.

- Вы еще здесь? Где ваша рота? Светать же начинает! Какого черта! - кричит он, не слушая объяснений ротного.

Ругается, поминая и бога, и мать, и второй взвод, продрогший, измаянный долгим ожиданием. Плюнув на страх и близость передка, не выдерживают и начинают осторожно покуривать, пряча в рукава шинелей коварные огоньки самокруток.

Ругаются и отделенные командиры, окружившие Коншина и твердящие в один голос: идти надо!

Но Коншин колеблется, не хочет бросать лейтенанта, да и неудобно принимать взвод при живом командире.

- Ну, товарищи, что будем делать? Ждать лейтенанта или трогаться? обращается он наконец к взводу, когда уже стало ясно, что через полчаса рассветет совсем.

- Трогаться, сержант! - Это говорит Савкин, которому лучше других понятно, что надо прибыть им на место затемно.

- Лейтенант уже небось к немцам забрел!

- Неверно он пошел, чего тут...

- Надо топать, сержант.

- Нельзя больше ждать!

И тогда командует Коншин:

- Взвод, слушай мою команду! - И ведет людей по избранному им направлению.

Минут через пятнадцать стали проглядываться в снежном дыму неясные, размытые тени домов и деревьев.

Но та ли это деревня? Вдруг другая, немцем занятая? Не завести бы взвод прямо им в лапы. Правда, что-то подсказывает - не обманывается он, но людей все же останавливает. Подзывает отделенных: что делать будем? А тут неожиданно вспыхивает ракета и бросает людей в снег - неужто так близко немец?

Командир первого отделения вызывается идти первым - разведать, та ли деревня. Поднимает ребят, развертывает в цепь и уходит. Остальные лежат в снегу, посматривают вслед - что будет, что случится?

Но ничего не случается. Благополучно доходит отделение до деревни, и сразу кто-то из бойцов бежит обратно - за ними, значит. Коншин, не дожидаясь, двигает взвод, и вскоре умученный ожиданием Кравцов встречает его.

- Куда вы, мать вашу... подевались?

Коншин объясняет причину задержки.

- Так и знал, что Четин! Черт бы его взял! Принимай взвод - и быстро на передовую! Вот проводник. И бегом, бегом! Понял?!

- Есть бегом! Понял!

И никаких мыслей, никаких ощущений - только скорей, скорей, пока не рассвело, пока спасительная темнота скрывает их... Быстрей, быстрей...

Спустившись с пригорка, на котором стоит деревня, влетают они в лес, и тут уж приходится гуськом по узенькой тропке. Торопятся, наталкиваются друг на друга, бьет всех противная дрожь... В полумраке грозно надвигаются на них лохматые ели, стегают по лицам колючие ветви, скользят ноги на обледенелом проторе... То здесь, то там темнеют треугольниками шалаши, а из них дымки. Жгут, оказывается, костры на передке! Жгут! Не боятся! А они за десять километров цигарку опасались прижечь! И приятно щекочет ноздри пряный запах горящей хвои.

И вдруг - стоп! Замирает Коншин, цепенеет. А сзади наваливается взвод, чуть с ног не сбивает... Стоит и смотрит под ноги, а там поперек тропки убитый! Лежит ничком, на спине расплывшееся коричневое пятно, в стороне каска валяется... Темнеет у Коншина в глазах, а в сердце будто что-то холодное ударяет. И те, кто рядом с ним и видят то же, затаивают дыхание и - ни с места.

Проводник, перешагнувший труп запросто, оборачивается к ним с усмешкой:

- Давай, давай, командир... Насмотришься еще...

Закрывает глаза Коншин и перешагивает, за ним и остальные - кто обходя, кто перепрыгивая... И вперед, вперед, к той главной черте, к которой подвел их Селижаровский тракт и за которой будет испытывать их война и на жар, и на холод, и на излом, и на сгиб... Ну а кому остаться за этой чертой навек - это уж судьба...

Трусцой бежит взвод по скользкой тропке, вроде бы согреться пора, но не перестает бить озноб, - видно, не в холоде дело.

Коншин, еле успевая за проводником, старается глядеть только вперед, но какая-то сила заставляет его кидать взгляды по сторонам, и каждый раз натыкается глазами на убитых...

- Далеко еще? - спрашивает он, чтобы вернуть себя к реальности, потому как темный лес этот, шалашики, окутанные дымкой, и распластанные то здесь, то там убитые - будто сон какой кошмарный.

- Километр еще... - отвечает проводник, не оборачиваясь.

- Наступали?

- Наступали.

- Ну и как?

- И не спрашивай, командир, - махнул рукой проводник. - В первый раз, что ли?

- Да.

- Ничего... Пообвыкнешь.

- Страшно?

- Поначалу очень.

- Полком наступали?

- Не. Батальоном.

- Артподготовка была?

- Постреляли немножко. Со снарядами - худо, - досадливо поморщился проводник, добавив: - До нас еще одна часть наступала. Тоже не вышло. Все поле в наших.

Опять что-то ударяет по сердцу Коншина, и он больше ни о чем не спрашивает - переварить все это надо.