Емельян Кондрат - Достался нам век неспокойный

- Взлетим, пройдемся, - сказал Ковалевский после нескольких дней вынужденного безделья.

Не знаю, что ему захотелось так. Предчувствовал, что ли? Но случай спас нас самих и очень помог многим другим.

Едва поднялись и развернулись от моря на север, увидели змеящуюся по горной дороге длинную войсковую колонну. Не так уж и далеко от нашего бивака. Серые, крытые брезентом грузовики с солдатами, пушки, танкетки.

Что за чудеса? По расчетам, здесь не должно быть врага.

Вернулись. Ковалевский связался по телефону с местным командованием.

- Спасибо за ценные сведения, - встревоженно и благодарно ответили. Это передовые силы итальянских войск. Могли бы вы нанести удар? Хоть ненамного задержать...

Вот оно что! Муссолини двинул в помощь Франко свои регулярные войска. Итальянский экспедиционный корпус разворачивает удар с юга.

Уже действуют в Испании и регулярные силы фашистской Германии. Это особый гитлеровский легион "Кондор", состоящий из авиационных, танковых, моторизованных и других частей.

Подвесили бомбы и пошли над горной дорогой. Бомбы вздыбили передние машины, разбросали пушки. Узкая дорога - справа и слева горы - через несколько минут стала напоминать дымящуюся и пылающую отдельными кострами свалку. Вновь зашли, полосуя очередями по брезенту машин. На выходе из пике хорошо видно, как выскакивают солдаты, кидаются с дороги, конвульсивно карабкаются на скалы.

Заправились и еще раз прошлись... Но и нам теперь небезопасно. Скоро могут нагрянуть. После обеда передали приказ: перебазироваться километров на тридцать, непосредственно в Малагу.

* * *

Малага с высоты полета кажется райским уголком. Горами и морем она отделена от ада. Не дымят, как в Мадриде, пожарища, не перегорожены улицы баррикадами - этими тромбами городских сосудов, не изгибается по окраине змеиное тело траншей. Одноэтажный город закутался в зелень.

Почти на берегу нам выложили посадочное "Т". Один за другим идем на посадку.

Небольшое поле поросло густой, давно не мятой травой. По его дальнему от моря краю стоят оливы, похожие на яблони, далеко выбросили свои ветви. Здесь хорошо можно укрыть самолеты, и этим мы сразу занялись. Здесь же небольшой ангар, полосатый черно-белый столб с указателем ветра, пятно черной земли, выжженной когда-то хранившимся здесь бензином. За оливами, через дорогу, мандариновые сады. До города километра четыре.

Недавно прошел дождь - дымок испарений висит колыхающимся маревом над полем. Поодаль неспешно прогуливаются Ковалевский и встретивший нас здесь представитель местного командования. У них деловой разговор. Марево причудливо искажает их фигуры. Видны будто сами шагающие ноги, а над ногами висят два пятна: большое желтое - это куртка Ковалевского и маленькое темное - шляпа испанца.

Самолеты замаскированы. Скоро подойдет наша автоколонна, поэтому Ковалевский обходит аэродром, прикидывая, что где будет. От нечего делать плетемся за ним - неплотная толпа, шесть человек в одинаковых кожаных куртках на "молниях", в синих березах.

- Вот здесь, пожалуй, - говорит Ковалевский, - будем держать горючее. Подальше от Матюнина...

Есть люди, которые всю свою жизнь осеняют улыбкой, у них как-то удивительно сплетается серьезное и шутливое. Сейчас капитан Казимир имел в виду привычку Виктора, не глядя куда, выстреливать щелчком пальцев окурок папиросы.

Лицо Ковалевского постоянно в смене выражения - оно то серьезно-сосредоточенное, то насмешливое. И когда он улыбается, обнажается щелочка между передними зубами, и это делает Антона еще более добрым.

- Пожалуй, тут хорошо можно укрыть автомашины, - говорит он оглядываясь. Говорит по-деловому, но следующая фраза уже принадлежит другому настроению. - Только вот что... - Он с сомнением покачивает головой. - Только вот... Ноги нашего Матео все равно будут выглядывать из кабины, когда он спит. Ох, чует мое сердце, выдаст он нас своими ногами...

Матео-шофер действительно большой любитель поспать.

А недалеко от нас море. Оно кажется вспухлым, оно между нами и солнцем и поэтому искрится, переливается. В полукилометре от нас кончается земля. Там гигантская чаша, наполненная живительной, властно манящей к себе влагой. Стоит теплый январь, и мы все чаще поглядываем туда.

Ковалевский замечает это.

- Пожалуй, прогуляться можно, - решает он. - Жалко, если получится: были и не искупались. Никто не поверит. Сейчас я два-три слова скажу охране и пойдем...

Снимаем куртки, теперь выглядим пестро - мы в разноцветных шелковых рубахах, это единственно разрешенная неформенная часть нашей одежды. Виктор с Николаем сняли и рубахи. Идут рядом, но Матюнин, само собой, на полшага впереди. Спина у него дугой, он будто волочит свои тяжелые крепкие ноги. У Николая же торс - как перевернутый треугольник. Несет Мирошниченко свое тело ровно, идет упруго, я бы даже сказал, идет, играя своей статью.

Справа и слева от меня Квартеро и Хименес. Я заметил, что обычно оказываюсь между ними, и удивлялся вначале такой повторяющейся случайности, пока не догадался. Они - в моем звене, и, видимо, для них само собой разумеется быть всегда рядом с командиром.

Квартеро крупный, у него густые черные кучерявые волосы, он невозмутим и часто задумчив, особенно в последние дни. Хименес тощ, лысоват и очень подвижен. "Об ином человеке, - объяснялся с ним однажды Матюнин, - говорят, что он беспробудно пьян. А ты, Хименес, беспробудно веселый, и я таких люблю. Ты не Мирошниченко - ему улыбнуться все равно, что взаймы дать. Хименес, действительно, такой весельчак, что просыпается уже с шуткой, и кажется, что он и во сне не переставал шутить.

Только Квартеро, пожалуй, один среди нас, кто не вооружился пикой иронии. Вот и сейчас идет насупившись, руки держит за спиной, смотрит под ноги.

- О чем задумался? - спрашиваю.

Поднял голову, оглянулся на город, посмотрел на небо.

- Слетать бы к жене, - говорит неожиданно. Только сейчас я вспомнил, что рядом, но по ту сторону фронта, находится село, где он укрыл Пакиту с сынишкой.

- Тут недалеко, - продолжает он. - Совсем пустяк.

- В Америку через океан легче слетать, - говорит Хименес.

- Да, в Америку легче, - грустно соглашается Квартеро.

Звуки моря начинают доставать нас. Негромкий ласкающий шелест волн расслабляет. Хочется увлечься здесь и слушать, слушать, ни о чем не думая.

Закатав брюки, Виктор Матюнин входит в воду,

- Древнейшее Средиземное! - с театральным пафосом произносит Ковалевский, раскидывая руки.

- Все они древние, - поправляет Мирошниченко.

- Точно. Но про другие мы мало знаем. А это - сама история. Представить только: несколько тысяч лет назад сюда причаливали финикийцы, древние римляне. Карфаген посылал свои весельные суда... Отсюда уходили к берегам Америки многопарусные корабли Колумба, здесь, наверное, маячили на горизонте паруса корабля Магеллана, плывущего искать Индию...