Татьяна Андреева - Прощай ХХ век (Память сердца)

Через день Джек и Харви уезжали домой. Как водится в таких случаях, мы обменялись адресами и расстались. Но через два месяца, (радость несказанная!), мне стали приходить посылки с книгами от имени Джека. Так, я получила в подарок почти всего Эрнста Хемингуэя, Скотта Фитцджеральда, роман Томаса Вульфа «Оглянись на дом свой, Ангел», роман Марио Пьюзо «Крестный отец», и много других замечательных книг, составивших основу моей библиотеки на английском языке. Только мне почему-то кажется, что книги посылал мне не Джек, на которого я больше обращала внимания во время нашего общения, а молчаливый Харви, не спускавший с меня глаз. Уж очень профессионально была сделана подборка книг. Однако, я благодарна тому и другому за то, что получила редкую возможность, не спеша читать и перечитывать любимые книги, размышлять над ними и использовать в своей работе.

Однажды Тамара познакомила меня со своей давней подругой, Светланой Васильевной Кузнецовой, жившей в городе Пушкине Ленинградской области, бывшем Царском Селе, и работавшей в Военно-морском высшем инженерно-механическом училище, на кафедре иностранных языков. Светлана Васильевна была немного старше нас с Томой, но отличалась удивительной мудростью и талантом ученого. Она в то время занималась труднейшей задачей, исследованием перевода на английский язык пушкинского «Евгения Онегина». И еще был у нее талант пригревать молодых девчонок, пытающихся стать учеными. Мы с Тамарой использовали каждую возможность, чтобы съездить к Светлане Васильевне, побыть рядом с близким по духу человеком, погулять по городу Пушкину и его великолепным окрестностям. Особенно красиво было в парках, расположенных в дворцовых зонах. Царский дворец в то время был отреставрирован только снаружи, и шла внутренняя реставрация, поэтому в него не пускали. Зато мы наслаждались видами дворцового ансамбля и окружающих его парков, по-старинному устроенных так, что разные виды деревьев и кустарников цвели, зеленели и отцветали в разное время. Поэтому осенью на фоне зеленой хвои постепенно появлялись то золотые, то «в багрец одетые» деревья. Куда ни повернись, глазам являлись прекрасные живописные уголки, украшенные редкими античными статуями белого мрамора. Там всюду витал дух пушкинского лицея, дух творчества и вольнодумства. Там осталась частица моего сердца, там звучали в душе строки ахматовского стихотворения «Царскосельская статуя»: «Смотри, ей весело грустить, такой нарядно обнаженной».

Так вольготно, как у Светланы на кухне, я чувствовала себя только еще в одной семье — у Майи и Володи Квятковских. Красивая, темпераментная и талантливая Майя уже тогда была тонким переводчиком произведений испанских поэтов семнадцатого века и лирики португальского поэта шестнадцатого века, Луиса де Камоэнса, а милый, добродушнейший и умнейший Володя был кандидатом наук, доцентом и преподавателем английского языка. С ними я познакомилась тоже благодаря Тамаре. Сколько чудесных вечеров мы провели, распивая чаи, приготовленные большим специалистом в этом деле, Володей Квятковским. Наши друзья жили тогда в коммунальной квартире старого дома на Петроградской стороне, и мы часто навещали их. Навсегда влюбленные в Ленинград, весенними и летними вечерами мы вместе бродили по его историческим улицам, где каждое здание, каждый камень — это Пушкин и Достоевский, русские государи, благороднейшие дворянские семьи, лучшие умы и таланты России старой и новой. Тем и хорош Санкт-Петербург-Ленинград, что все, о чем здесь говорится, никуда не ушло, как не уходит нигде, а живет в генетической памяти города и его населения, при условии, конечно, что старинные постройки никто не рушит и не уродует. До сих пор Питеру удавалось сохранить свое прекрасное лицо. Даст Бог, так будет и дальше.

Тамара в очередной раз помогла мне в поисках самой себя. Она отвела меня в Дом писателя имени Маяковского, прописанный в старинном особняке на улице Воинова, 18, в секцию художественного перевода ЛО Союза писателей РСФСР. Это был уютный, красивый дом, с целым рядом роскошных гостиных: белой, красной и «мавританской» деревянной, отделанной дорогими породами дерева, со старинной, дореволюционной мебелью, коврами и люстрами. Белая гостиная, самая большая, с гипсовыми барельефами, лепниной и медальонами на потолке, служила актовым залом, здесь проходили знаменитые альманахи новых переводов, которые назывались «Впервые на русском языке». Красная гостиная и деревянная гостиная были сравнительно маленькими и уютными. В них проходили заседания переводческих секций и совещания руководства Союза. Просто находиться в этом доме доставляло истинное наслаждение, вся окружающая обстановка, собиравшиеся там люди, располагали к творчеству и творческому общению. Семинар вела Эльга Львовна Линецкая, старейший мастер ленинградской переводческой школы. Широкий круг читателей помнит ее имя по переводу книги Джерома К. Джерома «Трое в лодке, не считая, собаки», сделанному совместно с Марком Донским, а также по непревзойденным переводам Поля Верлена. Она приняла нас с Тамарой в ряды, опекаемых ею, молодых переводчиков с радушием и любовью, и с первых дней нашего знакомства называла нас «золотым фондом» своего кружка. Стоит объяснить почему. В беседе со всем кружком она обнаружила, что «Библию» до встречи с ней читали только мы с Тамарой. Для переводчиков это было непростительным упущением, поскольку вся западная литература так или иначе связана с «Библией», сюжетами, названиями книг, эпиграфами, именами или стилистическими приемами. Тамара, естественно, сразу понравилась Эльге Львовне, своими прекрасными стихотворными переводами из Т. С. Элиота. Мне же страшно льстило, что Эльга Львовна и во мне увидела переводчика прозы одного из сложнейших американских писателей, Томаса Вулфа. Весь 1972 год я исправно переводила его рассказы, но дальше так и не пошла, потому что нужно было заниматься диссертацией. Однако, часы, проведенные с Эльгой Львовной и ее кружком, незабываемы. Как она умела подбодрить начинающего переводчика и как была строга и принципиальна в отношении уже сложившихся художников слова! Сколько нового и нужного для себя я почерпнула на ее занятиях!

Альманахи, проводимые в Доме писателя несколько раз в год, собирали таких людей, видеть и слышать которых, было великой честью. Например, здесь я впервые увидела живую легенду, знаменитую переводчицу Татьяну Григорьевну Гнедич. Она выступала на одном из семинаров, и я, как сейчас, вижу ее красивую совершенно седую голову, и слышу ее яркую речь. Как многим российским интеллигентам ей пришлось по ложному доносу пережить репрессии. Во время Великой Отечественной войны 1941–1945 годов, Татьяна Григорьевна, по поручению командования Советской армии работала переводчиком на связи с союзниками. Еще до окончания войны ее в 1944 году арестовали «за связь с иностранцами». Сидя во время следствия в одиночной камере, она на память читала своих любимых поэтов, А. С. Пушкина и Дж. Г. Байрона. В дальнейшем, когда ее перевели в тюрьму, она совершила настоящий творческий подвиг, по памяти переведя поэму Байрона «Дон Жуан», — ей запрещалось иметь в камере бумагу и карандаш. А так как к переводу этой поэмы она готовилась еще до ареста, то, имея замечательную память, помнила ее наизусть. Кто знает величину поэмы, поймет, каких трудов стоило ее перевести, не имея текста перед глазами, да еще запомнить собственный перевод. К счастью, Татьяна Григорьевна была оправдана и освобождена в 1946 году. Ее перевод «Дон Жуана», вызвавший фурор среди переводчиков и знатоков литературы, издали в 1956 году.