Олег Попцов - Тревожные сны царской свиты

Выборы прошли, началось состязание анализов. Очевидного выигрыша достигли коммунисты, став, по сути, определяющей фракцией в будущей Думе. Отныне повседневная работа парламента будет связана с воплощением их замыслов. Средства массовой информации запальчиво обсуждают перспективы движения «Наш дом Россия», насколько крепка связка Черномырдин — Ельцин. Это очень похоже на подмену действительного желаемым. Демократической прессе сверхсложно настраиваться на волну обсуждения эволюции коммунистов в сторону социал-демократии и либерализма. Хотя очень хотелось бы! Однако отторжение слишком велико. Тон прокоммунистических изданий: «Правды», «Советская Россия», «Завтра» — победно-агрессивный: мы победили, еще полшага — и гидре демократии мы свернем голову. Что же касается либерально-демократических, они словно не слышат этой коммунистической канонады и продолжают навязчиво прогнозировать заболевание либерализмом, которого коммунистам не избежать. А после этого предрекают наступление посткоммунистической эпохи. И первым называют Квасневского. Поражение Коля и Мейджора еще далеко впереди.

Все события, которые происходили со СМИ, начиная с 1989 года, когда была упразднена 6-я статья Конституции СССР и термин «правящая партия, как единая направляющая, организующая» перестал существовать, а чуть позже был принят впервые в истории Советского Союза Закон о свободе слова; так вот, после этих событий ситуация обрела характер логичной алогичности.

Для КПСС стала неприятным откровением та быстрота, с какой правоверные газеты и журналы, еще вчера послушно выполнявшие команду «к ноге!», отрекались от своих советско-коммунистических взглядов и нырнули в совершенно неведомое и классово чуждое море демократии. В одночасье коммунисты лишились едва ли не всех полпредов партии, каковыми они считали всех партийных и непартийных журналистов. Исключение составили газеты «Правда», «Советская Россия» и в то время газета «День». Родилось чувство обиды: мало того, что мы, коммунисты, без крови отдали власть, за что и поблагодарить можно, они, демократы, напротив, ожесточились еще больше и стали требовать над нами суда. Интересно, что демократы, объявившие события 1991 года революцией, настолько в это поверили, что продолжали думать и действовать по нормам революционного режима. И с первых властных шагов озлобленно крушили своих поверженных конкурентов.

Такая самодемократизация средств массовой информации оказалась главной выигрышной картой Бориса Ельцина. Большинство СМИ приняли его сторону без видимых усилий президента. В этом, если угодно, главный алогизм исторических потрясений конца 80-х — начала 90-х годов. СМИ двигались по жизни двумя параллельными колоннами. На страницы прокоммунистических газет и журналов не допускались ни либералы, ни демократы. На страницах либеральных изданий — все то же самое по отношению к оппонентам. Каждая колонна исполняла свой гимн. Причем не попеременно, а одновременно, что и создавало впечатление политической какофонии. Если предположить, что демократические реформы захлебнутся, то повторное выпрыгивание СМИ на неокоммунистический берег может оказаться трагическим.

Мы оказались свидетелями смены героя нашего времени в условиях нынешних, до удивительности схожих с ситуацией, когда ширина рва оказывается значительнее длины нашего прыжка. Но мы осознаем это с некоторым опозданием, уже оторвавшись от одного края и взлетев над пропастью. Поэтому известные анекдоты о борделе, в котором провели капитальный ремонт, поменяли мебель и интерьер, однако посещаемость не стала лучше, обретает свою жизненность — следовало заменить девочек. Для коммунистов отношения со СМИ — камень преткновения, который они хотели бы убрать с дороги, однако это чревато последствиями. Усилия, затраченные на борьбу, будут неадекватны результатам. Всех неправильно пишущих не уволишь с должностей, да и как это сделать, если сами кормились и самотиражировались за счет и по причине существования свобод, которые отстоял и утвердил «оккупационный режим Бориса Ельцина» (термин КПРФ). В этой ситуации законодательному коммунистическому большинству нужна точка опоры. Потому и схватка за думский комитет по СМИ должна быть ожесточенной. Впрочем, это, скорее, теоретический посыл. Кто бы его ни возглавлял, он будет подвластен думскому большинству.

Есть некая историческая логика, отрицать которую попросту невозможно. Реформаторы всегда в меньшинстве. Всякое начинание лихорадит общество, швыряет из стороны в сторону. Изъяном всех новообразований является долгое привыкание к ситуации, а уже затем нащупывание своего места в ней. Неспособность к ускоренному анализу, перемене тактики в силу опрокинувшейся ситуации — вот истинные причины беды. В свое время классики большевизма утверждали, что Россия выстрадала революцию, была беременна ею. «Верхи не могут, низы не хотят» — пересечение этих двух состояний дает вспышку заряда, именуемого в марксистской лексике классовыми потрясениями. Реформы в России, как правило, появляются вне среды обитания. Разумеется, они отклик на состояние страны (экономическое, политическое, социальное), но они почти всегда некое угадывание сверху, реакция на прозрение — как мы отстали. Это извечная плата за закрытость.

Движение «Наш дом Россия» не стало оформляться как партия, оно принципиально и подчеркнуто осталось в рамках общественного движения. Это был разумный шаг. Когда нет четко очерченных правил игры, жесткий партийный обруч неминуемо сожмет ядро, а затем уменьшит и пространство игры, ибо о влиянии говорить еще рано. Нынче многие рассуждают о просчетах Черномырдина, адресуясь к результатам выборов, о том, что он переоценил свое влияние на исполнительную власть, передоверился губернаторским заверениям и вот результат — 9,6 % по партийным спискам. Только третье место и проигрыш коммунистам более чем в два раза. Справедливы ли подобные обвинения? В значительной степени справедливы. Справедливы по рисунку, адресу просчетов. Но ошибочны по сути. Преимущество Черномырдина было именно в том, что, являясь главой исполнительной власти, он мог опереться на ее структуры, ее авторитет в своих предвыборных притязаниях. В этом смысле правящий блок всегда имеет преимущество: в его руках отлаженный механизм власти и есть тысяча способов задействовать его в предвыборных борениях. Но и изъян правящего блока велик. Практически все, состязающиеся на выборах с этим блоком, являются по отношению к нему разновеликой оппозицией: либо более мягкой, сдержанной, либо крутой, непримиримой. Другими словами, движение «Наш дом Россия» было обязано бороться со всеми и выигрывать у всех. Арифметически из 48 партий и объединений блок выиграл у 45, уступив только двум — коммунистам и ЛДПР. Даже для собственного самоутверждения на усмешку КПРФ можно ответить: вы существуете 70 лет, а «Наш дом Россия» — всего четыре месяца. Черномырдин переоценил влияние губернаторов. А если быть достаточно логичным, то речь идет не о влиянии, речь идет об искренности. Черномырдин недооценил лукавство губернаторов. Этот факт, как никакой другой, выдавал политический непрофессионализм премьера. Нечто подобное уже случалось на первых выборах президента России. Тогда на очень многих заводах прошли собрания, на которых под недремлющим оком директоров были приняты общезнаковые решения — голосуем за Николая Ивановича Рыжкова. Директора еще жили ощущениями своего полновластия и взбодрили рыжковский штаб. И Николай Иванович был преисполнен… Но все эти заверения на выходе дали лишь 17 % голосов.