Олег Попцов - Тревожные сны царской свиты

Что еще мы обрели? Новые долги. Для этого не стоило менять правительство, потому как прежнее их делало так же успешно. Тем более что знакомым дают в долг легче, чем незнакомым. Какая из профессиональных задач стала решаться лучше? Никакая. Уже потому, что смена правительства не явилась фактом профессиональной несостоятельности предшественников. Вообще идет малообъяснимая диффузия, когда разжалованные министры оказываются на решающих постах в администрации президента. И народ начинает раздумчиво философствовать: кто важнее, вице-премьер или заместитель главы администрации президента? Вряд ли Христенко более профессионален, чем Чубайс, Степашин — нежели Куликов. И вообще, профессионализм главу государства просто не интересует. Так же, как он мало интересует и его ближайшее окружение. Когда власть не знает, что делать, она начинает заниматься реорганизацией управления. Это самый тревожный симптом. Он был таковым во все времена и во всех государствах. Реорганизация управления: слияния, укрупнения, разъединения — создает видимость титанической работы. В ответ на недовольство сограждан власть всегда может ответить: то есть как мы ничего не делаем? Отправлено правительство в отставку, реорганизованы налоговая служба, ГАИ. Настроены на треть сократить чиновничий аппарат. Все это прекрасно, когда происходит наряду с ростом производства, размахом строительства, реализацией социальных программ, а не взамен первого, второго и третьего. Вызывает беспокойство даже не стиль управления, а приоритеты власти, незапрограммированно появляющиеся, как острова в океане. Последняя блажь — создание Контрольно-наблюдательного совета при президенте. Странная попытка администрации президента сосредоточить в своих руках все виды контроля — от ФСБ и МВД до налоговой полиции и таможни. Председателем этой всеохватно-контрольной новации будет президент, а его заместителями — премьер и Валентин Юмашев. Почти уверен, что деятельность Совета закончится первыми организационными заседаниями. Симптомы структурного зуда наблюдались у президента и прежде.

23 июня.

Расширенное заседание правительства с участием президента. Разговор об антикризисной программе, которую вот-вот объявит правительство, идет уже больше месяца — продуманный рекламный трюк. Нечто подобное уже использовал Егор Гайдар. Первая рыночная атака правительства молодых реформаторов. Почти три месяца правительство Гайдара говорило, что вот-вот отпустит цены. Народ был настолько истерзан ожиданием, пустыми полками магазинов, талонами, раздаваемыми в жэках, что без трагедии перенес рокировку основополагающих величин. Есть деньги, но на них ничего не возможно купить. Никто ничего не покупает — все что-то где-то достают. Белый рынок пуст, черный рынок роскошествует. Перемена мест слагаемых оказалась впечатляющей. Все есть, но нет денег, на которые это все можно купить. Народ ходит в продуктовые магазины как в музей. Если в те дни вы обращали внимание на лица, то могли заметить некую странность: гримасу молчаливого испуга и шевелящиеся губы. Это про себя люди пересчитывали количество нулей, появившихся на ценниках. И тем не менее нагнетание рецептуальности единственного выхода — такого, как либерализация цен, — позволяющего избежать краха, сработало. Социального взрыва не случилось. Все с удивлением разглядывали магазинные полки, заваленные товарами. Это было похоже на сеанс гипноза.

Нынче использован тот же прием. Месяц говорили о долговой яме, в которую проваливается страна, налоговых недоимках, о необходимости наделить налоговиков едва ли не армейскими подразделениями для проведения облав, штурмов, операций. Миф о гигантских деньгах, которые прячут жители этой страны, набухал как снежный ком. Практически антикризисная программа — это некая притча о сборе налогов властью, которая утратила авторитет в собственной стране. Упрямство власти, именуемое энтузиазмом молодого правительства, что якобы его отличает от правительства предыдущего, вызывает не сочувствие, не желание поддержать в меру своих сил, а раздражение — опять. Власть не желает ослаблять налоговое бремя, а намерена фискальными методами по максимуму выбить налоги в пределах тех изнурительных норм, которые существуют поныне. И никакие доводы, что умеренные налоги делают сограждан соучастниками развития страны, а налоги поборные стимулируют желание обмануть, правящими особами не воспринимаются.

Добиться законопослушания от богатых — идея здравая и справедливая, но вся проблема в том, что с начала реформ реформаторы сделали все, чтобы расслоить общество. В этом не было запрограммированного желания. Это делал рынок, утверждая правила игры, при которых он только и может существовать. Экономические свободы необъятно расширили категорию людей, пытающихся заработать деньги вне прежнего устойчивого места труда, где человек стабильно получал зарплату, которая была пусть несовершенным, но мерилом его значимости для государства. Поэтому нефтяникам, шахтерам и металлургам платили больше, поэтому осваивающим суровый Север платили «северные». Во всем этом была, возможно, неидеальная, но очевидная логика социальной справедливости. И вдруг это самое место труда прощается с человеком, выталкивает его на улицу, вынужденно превращая тем самым завод, институт, лабораторию в кладбище машин, испытательных стендов, станков.

Ныне мы оказались свидетелями невероятной ситуации, когда государство отказалось от своих обязательств по месту основной работы граждан. Нынешнее общество — это некая суммация сограждан, пребывающих вне социальных ориентиров. Власть разделила страну по принципу: кто не нищ — тот богат. Как сказал Яков Уринсон:

— Странная картина — нас (власть) уверяют, что страна бедствует, а количество автомобилей иностранного производства на улицах городов увеличивается вдвое.

Никто не уточнил, каких автомобилей: подержанных, сверхподержанных, насквозь прогнивших до основания? Каких? В обществе, переживающем хаотическое вхождение в рынок, нужда и богатство не отсечены строгой границей, а на первых порах переплетаются, когда бедные-богатые кормят и помогают выжить нищим, не получающим вовремя зарплату и пенсию, так как в большинстве своем эти стихийно разбогатевшие являются членами их семей. Власть, не знающая, кого она представляет, обречена метаться между разными классами, сословиями и социальными группами. Она то ополчается на олигархов, характеризует их как главное зло всех неурядиц, то бросается к ним в объятия со стонами: «Помогите! Либо вместе выплывем, либо вместе утонем!» Власть, декларирующая устами президента социально ориентированные реформы, и перманентно не выплачивающая зарплату тем самым социальным группам, на которые якобы ориентированы реформы, по существу приговорена.