Олег Попцов - Тревожные сны царской свиты

Традиционно в Санкт-Петербурге сильно движение «Яблоко». Усилия Старовойтовой были направлены на создание единого либеральнодемократического блока. Это имело громадный смысл, так как на федеральном уровне демократы никак не могли объединиться.

О Галине Старовойтовой сказано много слов — возвышенных, искренних, лукавых. Ее похороны по рисунку были повторением ее жизни. В 89-м она стремительно вошла в политику и почти мгновенно стала ее неотторжимой частью. Она очень быстро набирала политическую известность. Но при этом в силу бесспорной личностной значимости, подвижного острого ума, высокой образованности и обладания даром прирожденного полемиста, она сумела стать человеком значимым и одновременно неудобным. Ей не находилось должности, соответствующей ее претензиям. Никто не желал бы иметь ее среди подчиненных, так как ее ум был слишком заметен и многогранен. А это заставило бы комплексовать начальников. Мало кто желал бы оказаться в числе ее подчиненных. Это таило в себе опасность быть подавленным ее авторитетом. Она не пыталась скрывать свое интеллектуальное превосходство, более того, она всячески подчеркивала его. Это ей иногда помогало, но и мешало достаточно, так как ссорило ее не только с глупцами, но и с людьми умными, которых раздражал ее политический темперамент, лишенный практического навыка.

Она ушла из жизни, и всем стало понятно, сколь значимым и заметным было место, которое она занимала на демократическом поле. Ее убили потому, что не могли, не умели остановить ее политического мужества. Академик Лихачев почувствовал это лучше, чем кто-либо. После ее смерти он сказал:

— Я думаю, что теперь многие будут бояться говорить вслух то, о чем умалчивать недопустимо. Она не боялась.

Академик прав. В демократических построениях рухнул один из опорных бастионов. Старовойтова была не просто демократом. В поименном исчислении она была основополагающей частью демократии в России. Той демократии, которую называют алогичной, эпигонствующей, искренней, романтической и драчливой одновременно. Она ушла из жизни и словоохотливые ее сподвижники в какой раз заговорили о необходимости объединения. Теперь уже в непримиримых тонах. «Мы должны, мы обязаны, мы не имеем права, ее смерть нас обязывает!!!» В самом деле, демократы, которых развели неудачи — Гайдар, Чубайс, Немцов, Кириенко и даже Черномырдин, предположительно называют и Явлинского (его реформаторские неудачи обошли как бы стороной, но все равно и Явлинский тоже), — подняли этот вопрос. Можно ли нарастить демократические силы за счет объединения, чтобы наконец понять — сколько их, этих сил по всей России и как велики их возможности? А может быть, они продукт словесных извержений и не более того? Последние четыре года лишили их всяческих надежд. И демократическая печать, и здраволиберальные граждане, сумевшие сквозь поволоку реформаторских неудач разглядеть и оценить обретенную свободу в полном соответствии с утверждением Энгельса как осознанную необходимость, желали объединения демократических сил, понимали, что их раскол — предвестник беды для общества, не уставали повторять недоуменный вопрос: чего они не поделили? Какой надо случиться беде, чтобы они объединились?

При всей политической наивности это житейское недоумение по существу. Когда демократы были властью, им было что делить. Хотя их присутствие во власти было ближе к телефону, нежели к реальности. Быть частично во власти в федеральном центре, даже имея в союзниках президента, это лишь видимость власти а не сама власть. Тем более что региональные управленцы в своем подавляющем большинстве оставались оппозиционными к демократам. Иные сдержанно оппозиционны, иные непримиримо. При этом начиная с 91-го года в законодательной власти либерально-демократическое крыло оставалось в очевидном меньшинстве. Поэтому утверждение «демократическая власть в России» — утверждение, постоянно опережающее политическую реальность. Младореформаторы покинули правительственные кабинеты и уже без каких-либо скидок в полном составе оказались на оппозиционном поле. Резкость, с какой Гайдар заявил о невозможности и недопустимости со стороны его движения какой-либо поддержки правительства Примакова, говорит о раскладе сил достаточно красноречиво. Как помнится, правительству Черномырдина гайдаровский фронт пусть с оговорками, но поддержку оказывал. В правительстве оставалось достаточно монетаристов, они в целом контролировали экономический блок. Такая разновзглядная смесь в правительстве, конечно же в правительстве коалиционном, отражала управленческий стиль президента — тактику противовесов. Это помогало выстраивать любую интригу в коридорах власти, ибо в любом противовесном состоянии эффект торможения преобладает над эффектом ускорения. В этом случае именно торможение создает ложный эффект стабильности.

Казалось бы, и фракция «Яблоко», вне зависимости от своей инициативы по выдвижению в качестве премьера Евгения Примакова, к самому правительству Примакова находится в оппозиции. Достаточно вспомнить демарш Явлинского и его публичные обвинения нынешнего правительства в коррупции. Не менее показательна в этом смысле реакция Маслюкова на всяческие обвинения в прокоммунистическом характере правительства. Давая оценку правительству, первый вице-премьер был категоричен:

— Если не мы, то кто? Больше некому. Младореформаторы показали, на что они способны — экономика в сверхкризисном тупике. Что касается Явлинского, то это вообще хлестаковщина. Как говорится, выбор налицо. Других профессиональных и политических сил нет. Поэтому не торопитесь нас хоронить!

Где-то Маслюков прав. Решись сейчас правительство Примакова в полном составе подать в отставку — страна одномоментно вступит в зону непредсказуемости. Одних не позовут, других не пропустят, третьи сами не захотят, а четвертых нет. И Явлинский, и весь спектр младореформаторов в жесточайшей оппозиции к возможности коммунистического реванша; непримиримы в отношении коррупции, преступному миру, рвущемуся к власти. Но и этого для объединения оказывается недостаточно. И не экономические разногласия тому виной или отношения к олигархам, московскому мэру, региональной политике, идеям федерализма или даже президенту разделяют их. Корень разногласия в другом. Когда уходил Гайдар или даже Черномырдин, младореформаторы ничего не сделали, чтобы пришел Явлинский. Как ни крути: что Гайдар с Чубайсом, что Явлинский с Задорновым — это два ствола из одного корня. Зачем пропускать вперед коммунистов, не лучше ли оказать давление на президента и добиться прихода в правительство еще одного либерального течения, которое возглавляет Григорий Явлинский? Оказалось — нет. Возвращаясь к житейской лексике — реформаторы остались в границах своей касты и делить власть с Явлинским не пожелали. А ведь такой шаг с приглашением Явлинского и его команды в правительство был бы равноценен объединению либеральных сил. Ссылки на нежелание президента, на его прохладное отношение к Явлинскому еще с горбачевских времен малозначимы. Пригласив Немцова в правительство, президент сделал как бы примирительный шаг — дескать, вот, посмотрите, выдвигаю сторонника Явлинского, значит, не чужд.