Иван Бессмертный - Силуэты разведки

Вот еще пример. Мы уже упоминали о том, что наши басмачи, бежавшие от советской власти, осели в Афганистане. Так вот мы находили этих басмачей, их потомков, возили их в Союз на экскурсии. Они смотрели на то, что потеряли, некоторые плакали, когда узнавали родные места, особенно, когда их свозили в мечеть и они пообщались с местными жителями. Они-то думали, что там, в Союзе, — голод, разруха. В Термесе была наша больница, куда мы возили афганцев из всей округи и там их лечили. Потом с ними мы решали любые вопросы, связанные с нормализацией обстановки. В этой больнице дочери одного из местных лидеров сделали «кесарево сечение» — и получили под контроль народной власти одиннадцать кишлаков.

— Некоторые ваши коллеги говорят о том, что очень непросто было взять под оперативный контроль Харатон, расположенный как раз в зоне «Север». Но с этой задачей вы справились. Как это было?

— Начну с того, что Харатон — крупнейшая перевалочная база, расположенная на советско-афганской границе. Там — теперь уже знаменитый мост, по которому выводились последние советские воинские подразделения. По обе стороны от него — кишлаки. Оказалось, у нас нет никакой возможности, чтобы разузнать толком, что делается в этих кишлаках.

А вся агентурная работа, она начиналась с чего? Мы искали в городе выходцев из интересующей нас местности. Через них выходили на лиц, постоянно проживающих в этой местности. И, чаще всего, в базарный день с ними встречались. Договаривались о сотрудничестве. Давали им поручения. И человек приносил нам первичную информацию о том, что творится у него в кишлаке — сколько там вооруженных людей, к какой из партий они принадлежат, каковы их настроения, степень агрессивности. Потом пытаемся получить выходы на членов банды. В идеале, конечно, на главаря. Так вот в Мазари-Шарифе не было толковых выходцев из того района. В тех кишлаках жили, в основном, туркмены. И как-то так получилось, что в Мазари-Шарифе они были париями. Но здесь надо было сказать и еще об одной важной особенности. Если ты хочешь с людьми о чем-то договориться, то, естественно, им надо что-то дать. Они, кстати, очень ревностно отслеживали — кто из их соплеменников какую позицию занимает в органах местной власти, и что можно поиметь, используя его положение. И когда туркмены увидели, что при власти нет туркменов, то сколько бы толковых, талантливых пуштунов, таджиков, узбеков я бы не оправлял для работы с этими туркменами, — бесполезно. С ними договориться ни о чем не смогли.

И вот в Кабуле мы находим парня-туркмена. Очень толковый хлопец. Только что получил образование в Советском Союзе. «Надо ему дать хорошую должность», — подсказывали мы представителям народной власти. Назначили его начальником политотдела. А политотдел по тем временам — это очень солидно: он ведет воспитательную работу со всеми. Назначаем его на эту должность. И представьте себе, этот хлопец оказался настолько толковым, энергичным и пробивным, что, благодаря ему, его связям, мы получили на восток от Харатона — 20 километров и на запад од Харатона — 40 километров контролируемых территорий. Вот таким одним нестандартным решением, благодаря тому, что мы хорошо знали внутренние механизмы — чем, как и на кого надо воздействовать — удалось решить вот такую задачу — обеспечение безопасности крупнейшей перевалочной базы.

— Когда вы вернулись с Афганистана? Как сложилась ваша мирная жизнь?

— Назад вернулся 17 августа 1985 года. Но прежде, чем рассказать о своей послевоенной жизни, хотелось бы сделать небольшое лирическое отступление. У меня всю жизнь девиз был такой — честь и долг! Так отец меня учил. Он считал, что человек самодостаточный, если он совершенно ясно, честно и принципиально выполнил то, что ему поручили, никому не говоря при этом, чего это ему стоило, он не должен к кому-то идти и говорить, что вот, мол, я сделал это хорошо. Знаете, можно служить, а можно прислуживаться, можно двигаться по служебной лестнице, а можно делать карьеру. Это немножко разные вещи. Я до сих пор верю, что, если ты честно относишься к выполнению служебного долга, то в нормальной системе это не остается незамеченным. Потому что иначе нормальная система нормально функционировать не сможет. В лучшем случае она сможет продержаться какое-то время. Так меня отец учил, так я к службе и относился. Считал, что, если у меня будут хорошие результаты, то, возможно, мудрые начальники на это обратят внимание, и как-то мне место найдется.

Что получилось по жизни? Владимир Павлович Зайцев, руководитель Представительства КГБ в Афганистане, позвонил в Киев, генералу Макарову, тогдашнему начальнику разведки, и очень хорошо отозвался о моей службе. Прихожу я к Макарову. Он мне говорит: «Я читал вашу характеристику из Афганистана, вы хорошо служили, это вы правильно, но, вы понимаете, что у вас же нет специальной разведывательной подготовки и потому не могу вам дать руководящую должность, я предлагаю вам стать старшим опером». Говорю: «Я согласен». И становлюсь старшим опером. Хотя понимал, что тем самым становлюсь отброшенным на десять лет. Это было в 1985-ом году.

Через шесть лет стал зам. начальника управления политической разведки, а потом, когда Союз рухнул, — начальником управления.

Позже, после того, как по объективным причинам мое подразделение было расформировано, а называлось оно — Управление разведывательных операций, я стал выполнять не очень определенные функции, моя должность называлась — офицер по особым поручениям при начальнике разведки, потом — руководитель группы советников-консультантов при начальнике разведки. Нужна была концепция разведывательной деятельности, нужно было решать вопросы организационной структуры разведки. Самым узким местом оказалась нормативная база. И вот с 1997 по 2001 год я был представителем от СБУ (тогда разведка была структурным подразделением Службы безопасности Украины) и различного рода рабочих группах при Верховной Раде, которые разрабатывали «Закон о разведке».

В 2001-ом году закон был принят, и я ушел в отпуск. В отпуске получил инфаркт и ушел на пенсию.

— Анатолий Васильевич, еще расскажите о своем знакомстве с братом президента Наджибуллы Наджибом. Бывший начальник разведки сказал мне о том, что вы и после войны как минимум один раз с ним встречались.

— Брат президента Наджиб постоянно служил в боевых частях. Последняя должность, которую он занимал — начальник охраны Президента. Он был очень высокообразованным человеком. Получил дипломатическое образование. В совершенстве владел четырьмя иностранными языками. Знал все тонкости восточной политики. Великолепно разбирался в поэзии.