Константин Феоктистов - Траектория жизни. Между вчера и завтра

Суть «Исходных данных» составлял проект модификации корабля-спутника. Предлагалось установить дополнительную систему управления на участке спуска, специальную систему аварийного спасения космонавта в катапультируемой капсуле, способной лететь до высоты 90 километров, и много других доработок. Предложена была также дальнейшая программа испытательных пусков. Королев получил на свои вопросы вполне уверенные, но, видимо, не убедившие его ответы. И предложил еще немного подумать. Должен признаться, что, хотя все было решено неплохо, мне и самому этот вариант не нравился: слишком схоластично, сложно, требовались новые разработки, а следовательно, значительно увеличивался объем экспериментальных работ. Сложность и новизна — это ведь испытания, длительный процесс доводки оборудования. А всегда хочется находить настолько ясные и простые решения, которые будут в минимальной степени связаны с необходимостью сложных экспериментов и отработки.

Сразу после возвращения с полигона в Москву я собрал вечером своих ближайших товарищей, чтобы обсудить, что делать дальше. Предварительно набросал 12–15 пунктов основных решений по пилотируемому варианту корабля. Часа через два-три мы договорились по основным решениям: по упрощению катапультируемого кресла, по снятию системы управления спускаемого аппарата, по упрощению системы аварийного спасения. Это был один из тех редких случаев, когда споров почти не было и по всем пунктам было почти полное единодушие.

Шел уже десятый час, но я все же позвонил Королеву и попросил принять меня. «Приезжайте!» Сел в машину и через пять минут был у него в кабинете. Не было рисунков. Были только написанные от руки несколько пунктов принципиальных решений и готовность их комментировать и доказывать. Отсутствие материалов меня не очень смущало. Больше мешало то, что в кабинете сидел заместитель Главного Игорь Садовский, и перед тем у них был, очевидно, длинный и утомительный разговор, скорее всего, о неутешительном ходе работ КБ по твердотопливным ракетам.

В общем, не очень благоприятная обстановка, и к тому же поздний вечер. Я стал излагать свои предложения, естественно, «на пальцах». Королев воспринимать на слух не очень любил, но воспринимал, когда не было другой возможности, и не заставлял обязательно писать «бумагу». Это экономило время.

Основная суть наших новых предложений была связана с отказом от установки системы управления на участке спуска (вернулись мы к ней только на «Союзе») и с упрощением схемы и оборудования приземления и аварийного спасения. В случае аварии носителя предлагалось с высоты 4 километра и выше спасение обеспечивать за счет выключения двигателей ракеты, отделения спускаемого аппарата и приземления по штатной схеме. А в случае аварии до этой высоты сразу катапультировать космонавта. При этом я отдавал себе отчет, что в случае аварии ракеты на участке движения в плотных слоях атмосферы после высоты 4 км возникает довольно рискованная ситуация. Хотя и не очень большая, но вероятность попасть в эту ситуацию все же была. Я сказал, что, если предложения будут приняты, объем доработок получается минимальным и мы сможем выйти на пилотируемый полет через несколько месяцев.

К самой идее Королев отнесся спокойно, но из-за еще одного моего предложения он взорвался, и у нас вышел шумный спор. Ушел от него в двенадцатом часу вроде бы ни с чем и в весьма паршивом настроении. Не сумел я, как мне показалось, убедить его в целесообразности наших предложений.

На следующее утро я рассказал Тихонравову о разговоре с С.П. А он: «Не расстраивайтесь, вы все сделали правильно, он часто так реагирует на новые идеи, ничего серьезного это не означает. Вы увидите, он сам к этому вернется». И действительно, дня через два или три (кажется, это было 28 августа) Королев в кабинете Бушуева созвал совещание по пилотируемому кораблю. Хотя никто меня не предупреждал, я все же подготовился к выступлению: вопрос-то был мой. Мне первому было предоставлено слово. Изложил наши идеи, и — о чудо! — Королев сразу же поддержал их. И остальные участники тоже. После этого перешли к более понятным для участников организационно-техническим вопросам и мерам по повышению надежности поставляемого на корабль оборудования. Резюмируя выступления, Королев заявил, что, поскольку новые предложения предполагают использовать прежний «металл» с небольшими доработками, это позволит сократить программу испытаний, и, следовательно, полет с человеком может состояться уже в начале 1961 года, о чем он в ближайшее время и доложит руководству. А нам дал месячный срок на новый проект по всем доработкам. Тогда счет шел даже на дни. В сентябре проект был готов, а в январе уже готовился к испытательному полету новый корабль.

9 марта 1961 года запуск беспилотного корабля (изготовленного по чертежам пилотируемого) прошел вполне благополучно. И собака Чернушка, и манекен Иван Иванович чувствовали себя отлично, корабль был полностью готов к полету человека, но, как и планировалось ранее, 25 марта был проведен еще один беспилотный испытательный полет. В компании с манекеном летала теперь собака Звездочка. И опять все сработало нормально. Хотя номинально к тому времени проблему веса корабля удалось решить, но балансировали на лезвии ножа. Необходим был постоянный весовой контроль. Обороняться приходилось от многих. Стоило чуть зазеваться, как кто-нибудь мог установить на корабль какой-нибудь прибор с превышением веса или вдруг добавить что-нибудь. Временами нам удавалось изыскивать резервы в самой конструкции. Все, кто был причастен к работе над «Востоком», с большим пониманием относились к нашим трудностям и вместе с нами прорабатывали возможные варианты снижения веса конструкции, в том числе теплозащиты, и, хотя коэффициент незнания был достаточно высоким, а речь шла о жизни человека, уточненные расчеты сблизили точку зрения оппонентов с нашей.

Еще до первых полетов мы убедили всех, что уменьшить толщину слоя теплозащиты все-таки можно. И на лбу спускаемого аппарата срезали около ста миллиметров. Теперь, если вы на фотографии или где-нибудь в музее внимательно присмотритесь к спускаемому аппарату «Востока», то увидите, что это не совсем шар.

Проблема снижения веса корабля волновала не только проектантов, но и конструкторов. Это было всеобщей заботой. Доходило и до курьезов. Как-то перед очередным беспилотным пуском выяснилось, что на корабле образовалось лишних пятнадцать килограммов. Электрические испытания закончены, уже ничего нельзя трогать, как же быть? Все мы ломали голову: что бы такое и как снять? И вот захожу как-то ночью в зал, где стоит готовый корабль, уже прошедший электрические испытания, и вижу: наверху в корабле лазит ведущий конструктор Ивановский, а внизу стоит конструктор бортовых кабелей Ахтям Алимов и громко ему диктует какие-то цифры. Ведущий вдруг сбрасывает сверху… отрезанный пучок кабеля! Меня охватил ужас. «Что, — кричу, — вы там делаете?» Оказывается, «проявили инициативу» — решили снять часть электропроводки, которая после доработок оказалась ненужной. Какая безграмотность! Он же не знает электрической схемы. Ох и скандал же был! Электрики готовы были убить ведущего на месте. В конце концов, все обошлось, но пришлось проводить повторные электрические испытания. В общем-то, типичный случай.