Куртис Кейт - Антуан де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой

Четвертый класс требовал меньше усилий, несносный Перу уступил место аббату Марготта, который был менее дисциплинированным и более одухотворенным. Мальчики называли его Удав: время от времени он не мог сдержать широкие зевки. Но поводов для зевания во время его занятий у самих ребят было немного. Сын скромного плотника, он сумел продвинуться до вершины академической лестницы, получив требуемую лицензию на преподавание, по мере этого продвижения пристрастился к литературе, особенно французской, и своей увлеченностью охотно делился со слушателями. Макс де Виллутре, еще один однокашник Сент-Экзюпери, очень живо и ярко вспоминает энтузиазм своего наставника в отношении французской литературы XVII столетия и его неистощимые рассуждения о Мольере.

Аббат Лоне, отвечавший за третий класс, являлся классицистом, чья огромная эрудиция отвечала прозвищу Кесарь, которым его наградили школяры. На фотографии, сделанной в 1914 году, он стоит в окружении шестнадцати мальчиков из Сен-Круа (включая Сент-Экзюпери) в жестких воротниках, как у студентов Итона, с повязанными шейными платками Лавальера и прусской синей форме с золотыми пуговицами. Разглядывая этого коротко стриженного человека с бескомпромиссным взглядом, вы не заметите признаков даже самой слабой тени улыбки на его мрачном морщинистом лице. И все же мы можем быть благодарны этому неулыбчивому прелату за то, что однажды он захотел проявить остроту ума и дал своим ученикам необычную тему сочинения: «Расскажите о злоключениях цилиндра». Тринадцатилетний Антуан с удовольствием отдался теме, и этот образный рассказ стал первым ясным признаком его будущего таланта.

«ОДИССЕЯ ЦИЛИНДРА

Я родился очень давно на большой шляпной фабрике, где делали шляпы всех видов. За нескольких дней, предшествовавших моему появлению, я подвергся всем видам обработки, чтобы не сказать – пыток: я был уменьшен, растянут, отлачен. Наконец, однажды вечером, меня отправили вместе с моими братьями самому известному шляпнику в Париже и там поместили в витрину. Я оказался одним из самых красивых цилиндров на стенде. Я так сиял, что женщины, шпионившие за мной, не забывали восхищаться своим отражением в моем блеске. Я был настолько изящен, что ни один модно одетый джентльмен не прошел мимо, не бросив на меня алчного завистливого взгляда. Я спокойно ожидал своего часа, когда стану блистать в свете.

И вот красиво и богато одетый джентльмен вошел в магазин. Преисполненный заботливого внимания продавец сделал все, чтобы покупатель восхитился моими братьями, затем продемонстрировал меня, намного дольше, чем других: разве я не был самым красивым? Наконец клиент выбрал меня, повертел, осмотрел и купил. Из кармана он вынул бумажник, так богато украшенный, что продавец продал меня за двойную цену. Его жизненным принципом было – никогда не упускать своего шанса… или банкноты.

На следующий день я наслаждался блестящим выходом в свет. Мой владелец, одетый с отменным вкусом господин, надел меня, чтобы идти в клуб. Все его друзья восхищались моими восемью отражениями, моей изящной формой и прочими достоинствами. В течение нескольких месяцев я вел восхитительное существование. С особой заботой я сохранялся и чистился! Преданная прислуга, отвечавшая за гардероб моего господина, проявляла похвальную заботу обо мне. Я бывал отполирован каждый вечер и заново отполирован по утрам.

Однажды вечером я узнал, что извозчик собирается жениться. Мой хозяин, который пожелал сделать ему подарок, отдал меня ему, и с того момента я прикрывал иной череп. Увы! Моя жизнь полностью изменилась. Трижды в первый день я проездился по пыли и грязи, и – о, жестокая судьба! – меня даже не почистили. Переполненный справедливым желанием отомстить, я подсел, да так, что возница больше не смог надеть меня на голову! Тогда однажды он взял меня под мышку и продал всего за шесть су какому-то продавцу одежды. Это был жуткого вида старик-еврей, слегка изогнутый нос выделялся на его лице, носившем отпечаток лживости и злобы. После того как меня почистили, я был снова выставлен в витрине, но на сей раз небрежно подвешенный на грязной веревке. «Матье! Заходи!.. Ты искал шляпу для парадного выхода; тебе повезло, есть такая, которая будет тебе очень к лицу!» И Матье купил меня, Каролина же, его жена, пришла в восторг от моего блеска. Только по воскресеньям я выходил из дому, и лишь тогда, когда на небе не было ни облачка. Так по цене два франка и сорок пять сантимов, отданных за меня, я приобрел особую заботу о себе.

Но однажды во время прогулки Каролины и Матье по набережной Сены сильный порыв ветра сорвал меня с головы хозяина, и я полетел, подобно птице. После нескольких мучительных секунд ужасного полета я приземлился на реку и тихо поплыл в обществе рыбы, с испугом смотревшей на меня, как на новую модель лодки. Внезапно я почувствовал, как меня подтягивают длинным шестом и вытаскивают на набережную. Затем ободранный старьевщик схватил меня нетерпеливыми жадными руками, и скоро я подвергся новым пыткам в темной, грязной лачуге, которая, как оказалось, была магазином главного шляпочника-поставщика двора их величеств королей Африки.

И вновь я был упакован, и так, обернутый в мягкую бумагу и уложенный в картонную коробку, путешествовал несколько дней. В одно прекрасное утро я открыл глаза на свет, и страх пронзил меня от вида множества неизвестных темнокожих существ. Большую часть их лиц занимали огромные губы, а единственной одеждой были старомодные купальные трусы и кольца в носах и ушах. Чуть в стороне на коробке из-под бисквитов восседал один из этих странных людей. В руке он держал скипетр, сделанный из щетки-сметки, потерявшей все свои перья, а на спине у него красовалась шкура льва, которого он, без сомнения, однажды убил с храбростью, равной его гигантским размерам. Я был с уважением подхвачен двумя черными руками: меня объял ужас, и, только заметив, что руки не красятся, я несколько ободрился. Затем я был водружен на вершину черной массы, являющейся королем. И здесь я провел еще несколько счастливых дней. Иногда чрезмерно горячее солнце плавило лак, которым я был покрыт, а практичный ум моего владельца порой подсказывал ему использовать меня как кастрюлю… Но я все еще живу достаточно комфортно, украшая голову ужасного Бам-Бума, самого сильного правителя в этих краях.

Я пишу эти строки на склоне моих дней с надеждой, что они достигнут берегов Франции. Французы должны знать, что я живу в стране, где головные уборы никогда не выйдут из моды, и, когда, вопреки всему, я переживу свою полезность, то буду надеяться на уважение к себе как к реликвии, которая украшала макушку моего прославленного хозяина Бам-Бума II – короля Нигера.