Куртис Кейт - Антуан де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой

Наступил полдень. Они были в воздухе почти шесть часов, но самый длинный перегон – 625 километров, отделяющие Порт-Этьенн от Сен-Луи-дю-Сенегаль, – был все еще впереди. Путь лежал через залив далее на юг по побережью мимо острова Аргин, известного морским крушением Джерикольта, увековеченным в «Крушении «Медузы». Проклятие моряков, этот риф из белого песка стал благом для Гийоме, совершившего вынужденную посадку на этот клочок суши незадолго до Рождества. Теперь они летели на юг – мимо мыса Тафари, островов Тидни и оконечности мыса Тимирис, последнего видимого ориентира на все оставшиеся почти 300 миль. В поисках холодного воздуха Ригель поднялся на 8 тысяч футов, от этого гребни волн на воде стали напоминать слабую рябь на синем спокойном пространстве. Гийоме слева держался побережья, поскольку Ригель предпочитал избегать высокой температуры и зон турбулентности на границе с пустыней, они летели теперь на несколько миль в глубь моря. Сент-Экзюпери был не в силах подавить слабый приступ страха при виде побережья, уходящего за белую линию горизонта. «С какой стати он так летит? – думал Антуан. – Если что-нибудь сейчас случится, хороши мы будем!» Но Ригель летел беззаботно, и постепенно Сент-Экзюпери уснул на ходу.

Его дремоту грубо прервал ужасающий шум, похожий на безумный стук неглубоких сковородок. Самолет был охвачен дрожью. Пучки дыма с фырканьем вырывались из двигателя, погрузившегося в жуткую тишину с заключительным разрушающим ударом. Они сожгли подшипники коленчатого вала. «Проклятие!» – кричал Ригель. «Помоги ему Боже!» – подумал Сент-Экзюпери, на мгновение забыв, что эту порцию несчастий им делить на двоих.

Все, что они могли сделать, так это тянуть до берега, который в этой точке маршрута виднелся у горизонта в виде конусообразных песчаных утесов тыквенного цвета. За песчаными дюнами было довольно протяженное плато, длиною в несколько сотен ярдов. Ригель из последних сил боролся с ослабевшим пропеллером, постоянно теряя высоту. Понимая, что до плато не дотянуть, он направил «бреге» между двумя барханами. Самолет приземлился с треском, потеряв крыло и шасси.

– Вы не ранены? – прокричал Ригель.

– Нет, – ответил Сент-Экс, подготовившийся к удару.

– Это то, что я называю макетированием! – добавил Ригель весело.

Сент-Экзюпери промолчал, предпочитая не высказываться по этому поводу. Но в любом случае они были живы!

Пока вылезали из пострадавшего самолета, их потрясла необъятность тишины, где их голоса исчезали, как в одеяле. «Мы оказались, – вспоминал Сент-Экзюпери вскоре после происшествия, – с тремя банками говяжьей тушенки, несколькими литрами воды в радиаторе и, кроме того, двумя пистолетами. Два пистолета на всю пустыню. И тишина, начинающаяся сразу же на расстоянии тридцати метров».

Она была вскоре нарушена долгожданным гулом «бреге» Гийоме, кружащего в поисках компаньонов. Определив их местоположение, он совершил успешную посадку на плато в нескольких сотнях ярдов от потерпевшего аварию самолета. Потребовалось некоторое время на переброску части мешков с почтой с одного «бреге» на другой, но несколько мешков пришлось оставить на песчаной поверхности плато, слишком мягкой для взлета перегруженного самолета. Было решено, что Сент-Экзюпери останется охранять груз, в то время как Гийоме и Ригель полетят на самую близкую французскую заставу, чтобы разгрузить самолет.

– Вот, это вам может пригодиться, – сказали они ему на прощание и вручили свои пистолеты и несколько обойм к ним.

После того как оба ветерана улетели, Сент-Экзюпери занял оборонительную позицию среди дюн, готовый открыть огонь по врагу на дальних подступах. Но ни один синий тюрбан, ни одна мелькнувшая тень не сломали тишину того длинного полдня, нарушаемого только шелковистым шелестом ветра о песок. На один миг беззвучно, как призрак, появился силуэт газели и исчез в волнах песка.

Пустыня была уже окрашена золотым налетом вечера, когда появился Гийоме. Ему навстречу выскочил счастливый Сент-Экзюпери.

– Понимаешь, они не появились! – прокричал он, гордо указывая на сохраненные мешки с почтой.

Гийоме усмехнулся, покачал головой, а затем взорвался издевательским смехом:

– Не стоит волноваться… Мы забыли сказать вам, что пролетели опасную зону некоторое время тому назад. Племена здесь дружественные.

Авария, к счастью, произошла недалеко от Нуакшота, сегодня столицы независимой Мавритании. В те годы там не было ничего, кроме форта с гарнизоном из одного французского сержанта и пятнадцати сенегальских солдат. Завидев Гийоме, идущего на посадку, сержант скомандовал построение и равнение на гостей. Вид тех пятнадцати темнолицых солдат, вытянувшихся в струнку, как гренадеры из почетного караула среди океана песка, поразил Сент-Экзюпери своим удивительным несоответствием, подобно дикому цветению герани или салата посреди пустыни Сахара.

– Ах, вы не представляете, что для меня значит увидеть вас! – приветствовал их сержант со слезами на глазах.

Два раза в год приходит теплоход с запасами провианта. А затем месяцами не увидишь другого белого человека. Пока в один прекрасный день с тревогой не сообщат с наблюдательного поста о первых потоках пыли на горизонте и по дюнам – значит, мягко ступают верблюды. Иногда это бывает лейтенант, иногда капитан. В последний раз, к вечному позору сержанта, капитан гибко спрыгнул со своего седла и вытер пот со лба, чтобы услышать отвратительные новости: «О, мой капитан, это ужасно! Мне нечего вам предложить. Все выпито». Подвал был сух, они выпили все вино, даже выкурили табак. Это так угнетающе подействовало на сержанта, что он написал рапорт о своей отставке.

На сей раз им повезло. Подвал переполняли сокровища. Любовно, словно откупоривал самое благородное из старых вин, сержант разлил драгоценные запасы своего гостеприимства. Гости из Франции! Какой подарок небес! В тот вечер, как только солнце скрылось в ореоле скрытой славы, они болтали и болтали. И сержант, служивший далеко от дома так долго, неспособный, подобно другим, трепаться о блондинках из Шавиль или брюнетках из Буржан-Бресс, говорил с определенной нежностью о тех, кто раз или два раза в год нарушал его одиночество на одну расточительную ночь. «Как сказал мне лейтенант… Как сказал мне капитан…»

Гостям были выданы одеяла, но они расположились на песке, не пожелав спать с остальными внутри форта. Среди ночи они были разбужены всепроникающим холодом пустыни, достаточно сильным, чтобы дать почувствовать прозрачность одеял. В то время как сержант дремал в помещении внизу, все три пилота просидели остаток ночи на террасе наверху. Небо было осыпано звездами, многие из которых Сент-Экзюпери никогда не видел прежде и не знал их названий. Он смотрел в новое небо – с Большой Медведицей, спрятавшейся в углу небес. И там, в созвездии Тельца, мерцала звезда, к которой с головокружительной скоростью мчалась Земля. Пока они болтали, три звезды в ночи тихо упали вниз. Три быстроногих звезды… бесшумно украденных прежде, чем спящий сержант смог бы поймать их. Сент-Экзюпери испытал столь сильное впечатление, что загадал три желания, будто только что увидел первую четверть луны. Первое – чтобы эта наполненная звездами ночь длилась тысячелетия. Второе – чтобы его желание услышали. А третье… третье… касалось всех женщин, чтобы они были чуткими!