Куртис Кейт - Антуан де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой

Все воскресенье и большая часть следующей ночи ушли на то, чтобы взобраться на край кратера озера Лагуна-Диаманте, расположенный на высоте в двенадцать тысяч футов. После мучительного подъема по склону горы Гийоме оказался лицом к лицу с непроходимой пропастью, и ему пришлось отступить. Его ноги начали раздуваться, и он был вынужден расшнуровать свои разодранные летные ботинки. Он провел вторую ночь, прокладывая путь на другой склон горы при свете луны. Чтобы согреть свои замерзшие ноги, он выбрал убежище в ущелье, снял ботинки и разогрел пальцы ног шерстяным шарфом. Вымотанный настолько, что не было сил продолжать путь, Анри садился на свой мешок и так сидел несколько минут, слушая беспорядочное сердцебиение, затем вставал и начинал все сначала. Главное – не останавливаться, идти, периодически отдыхая… но недолго. Он недавно прочел книгу об Аляске, Луи-Фредерик Рукетт объяснял, что необходимо все время идти, как угодно, но идти, иначе холод сковывает человека незаметно и мягко. И в следующий миг он замерзает. Окончательно.

На третий день Гийоме пришлось спуститься в русло реки и пробираться через поток ледяной воды, доходящей до колен, затем продолжать путь ночью при свете фонарика, пока луна не поднялась над замороженным пиками. Двадцать четыре часа неимоверных усилий позволили ему преодолеть ровным счетом две с половиной мили! Замучившись под весом полетного комбинезона, он, в конце концов, сбросил его.

На следующий день (в среду) он поскользнулся, скатился со склона ущелья и был остановлен в своем падении только какой-то большой скалой. Вся правая сторона тела представляла собой сплошной синяк, и от удара он не смог удержать в руке ни фонарь, ни мешок. Они проскользнули вниз по склону и скрылись из виду. Вот тут-то Анри почувствовал, что игра проиграна. Зачем продолжать бороться? Он конченый человек. Без еды, без фонаря он не сумеет прожить еще одну ночь. А как покойно остаться лежать здесь, умиротворенно, безмятежно, и не нужно напрягать измученные мускулы в еще одном ужасном усилии. Даже незаметно подкрадывающийся холод, сковывающий его члены, теперь казался блаженством… И тут он подумал о своей жене Ноэль… о друзьях. Если бы они узнали, как Анри отказался от борьбы… И перед глазами, словно видение из прошлого, внезапно охватывающее сознание тонущего человека, появились строчки из его страхового договора, где говорилось, что смерть «юридически» не может быть признана, если нельзя найти тело: в этом случае его вдове придется ждать четыре года, прежде чем она сможет предъявить свои претензии. Над ним возвышался скалистый выступ. Если бы только он сумел достичь его, то оказался бы в безопасности, защищенный от лавин тающего снега, которые с приходом весны, скорее всего, опрокинут его с этой остановившей его падение скалы в пропасть.

Снова поднявшись на ноги, Гийоме решил продолжать идти… на выступ и дальше. До полного изнеможения. Он мог только хромать: сильно вывихнул одну из лодыжек, а ступни раздулись настолько, что ему с трудом удалось разрезать ботинки перочинным ножом. Но продолжал бороться, карабкаясь по камням, как медведь. Когда он переходил другой водный поток, его чуть не смыло.

Четверг. Никакой пищи. Лишь вода, которую Анри умудрился зачерпнуть из горного потока, по чьему стремительному руслу теперь прокладывал курс следования. Его угнетало ощущение огромной усталости, все большей слабости. Он заставил себя съесть зеленые былинки, пытаясь таким образом поддержать силы. Трава? Выходит, снега кончались? Или нет? Его шатало, он ничего не видел, кроме огромного пятна, застилавшего все вокруг. Где он? Но нет, там, наверху, светило солнце, освещавшее чудную зелень, а не этот невыносимый ослепительно белый цвет. Зеленая долина, с заплатками нерастаявшего льда. Гийоме натолкнулся на следы мула, и это долгожданное зрелище восстановило почти исчезающий пульс. Убежище? Хижина в горах? Ранчо? Гийоме не мог различить, все вокруг крутилось и крутилось. Какая-то женщина, индианка, поддерживающая его за подбородок и с силой пытающаяся влить горячее питье между его растрескавшихся губ. Сначала она испугалась при виде этого седого, с дикими глазами существа, спускавшегося по долине, шатаясь, навстречу ей, и, приняв его за разбойника с гор, вскочила на осла и поспешила ускакать прочь. Но что-то в слабом жесте этого существа и в странном его одеянии поразило ее маленького сына, остановившего ее. На все пограничные посты дошли новости о пропавшем в горах авиаторе, и тому, кто найдет его, обещали существенную награду. «Авиатор! Авиатор!» – кричал маленький мальчик и тянул мать за рукав. Когда она, наконец, оглянулась назад, отвратительный снежный человек споткнулся и упал. Кожаный шлем на голове объяснил – это вовсе не бандит, но, когда незнакомец открыл рот, чтобы заговорить, раздался только какой-то скрежет.

В Мендосе измученного Гийоме положили на кровать, а Сент-Экзюпери поспешил телефонировать его жене Ноэль в Буэнос-Айрес, что муж найден. Она собиралась вылететь в Мендосу, чтобы присоединиться к ним, но в последнюю минуту поездка отменилась: именно в их скромной квартирке в Серрито состоялась радостная встреча супругов. Сент-Экс пребывал в таком возвышенном настроении, что в конце обеда улегся на кушетке, и песня полилась сама собой:

Он очень любил эту разгульную песню бретонских рыбаков. Осмелевший от мелодичного напева Лупинг, фокстерьер Гийоме, прыгал по груди Сент-Экса, ко всеобщему удовольствию. Антуан посмотрел на него, улыбнулся, приласкав пса, а затем откинул назад голову.

И дальше попеременно раздавались то смех, то пение, пока Ноэль Гийоме не встала, заинтересовавшись, почему это Лупинг вдруг так затих. Пока его любезный массажер выкрикивал свои мелодичные ругательства, терьер решил подкрепиться и уже прожевал несколько дюймов рукава певца, прежде чем хозяйка не положила конец банкету. Потрясенный этим портновским бедствием, Сент-Экс прервал пение на полуслове и в гневе вышел.

Но он сердился недолго. Антуан с удовольствием пожертвовал бы всеми своими костюмами и рубашками, лишь бы вернуть друга из ледовой могилы.

«ГИЙОМЕ СПАСЕН!» – выкрикивали заголовки газет, словно объявляя о событии международной важности.

Про Мермоза не забыли, но новый французский герой появился и получил свою долю известности. Его улыбающееся лицо школьника не украсило пепельниц или зажигалок, но скоро у ночных походных костров гаучо в Чили исполняли на своих гитарах новую балладу в веселом ритме вальса: