Максим Коробейников - Подробности войны

Но я поддался: уж очень хотелось, чтобы это был фюрер, а не простой портняжка. Потому распорядился ввести немца в пустой дом, там мы внимательно освидетельствовали его кожные покровы с левого и с правого бока, но никаких травм не обнаружили. При этом немец, не понимая наших намерений, визжал, как поросенок, которого собираются резать и на виду у которого точат нож с этой целью.

Я приказал отпустить пленного. Он убежал под хохот, свист и улюлюканье солдат. Смотреть, как он удирает, было смешно и жалко.

Примерно часа через два, когда я собирался выдвинуться на наблюдательный пункт дивизии, портного снова привезли ко мне.

Только я переговорил с командармом по радио и углубился в карту, как услышал бодрый и уверенный голос:

- Товарищ генерал! Разрешите доложить?

Поднял голову от карты, смотрю: стоит здоровенный сержант, рядом с ним такой же верзила солдат, а между ними все тот же немец. Кривая, извиняющаяся и жалкая улыбка искажала его лицо. Адъютант хохотал. Я рассмеялся.

- Братцы, - сказал я, - этого пленного я уже видел. Вы думаете, это фюрер?

- Как две капли воды, - гаркнул сержант, отчего портной вздрогнул и присел от страха.

- Это городской портной. Отпустите его. Пусть идет отсюда.

Солдаты недоверчиво посмотрели сначала на немца, потом на меня, присвистнули. Я посмотрел на них. Они как по команде одновременно взяли автоматы за спину. Я предложил:

- Шагайте, ребята, в полк - настоящего фюрера добивать.

Неудачники взяли руки под козырек, схватили немца под локти и, недовольные, вынесли его на улицу.

- Корокотов! - крикнул я адъютанту. - Какого черта ты дурака валяешь?

- Я думал, товарищ генерал, - ответил тот, - что это другой фюрер. Может, подумал, настоящий...

Мы выехали на передовую.

Пошел косой холодный дождь. Солдаты закрылись плащ-палатками и по обочинам шли мимо забуксовавших машин. Части дивизии выступали из города. Когда мы надолго застряли в пробке машин и повозок, образовавшейся на перекрестке дорог, я увидел, как наперерез нам по разбитой танками дороге приближается трофейная фура - пара добрых вороных с лысинами кобыл легко тянут ее. В ней восседают три гордых и веселых солдата, и между ними выглядывает мокрый, как мышь, дрожащий от холода... местный портной.

Солдаты, увидев меня, дружно выкрикнули "тпру!". Ездовой натянул вожжи. Загнув колесом шеи, лошади остановились, тяжело дыша и фыркая раздутыми розовыми ноздрями.

Солдаты выскочили из фуры, торопливо подошли ко мне, и старший доложил:

- Товарищ генерал! Разрешите доложить? Фюрера поймали. Едем, а он бежит наперерез. Мы лошадей остановили и за ним. А он, сукин сын, деру. Я дал очередь из автомата вверх. Он и остановился. От нас не уйдешь. Понял, видно...

Другой солдат добавил:

- Я тоже дал очередь вверх. Застрелить мы его всегда успеем. Нет, он нам нужен живой! И третий солдат сказал:

- Мы все дали по очереди в воздух. Птица-то больно важная. Скрутили - и в фуру. Вот, привезли до вас.

- Пошли вы все к черту! - рассердился я. - Надоели: целый день таскают ко мне этого портного. Что вам, делать больше нечего?

- Так ведь похож, товарищ генерал!

- Отпустите его, в конце концов, - приказал я. Солдаты стояли виноватые и недовольные. Их взгляды, жесты и позы будто говорили: "Вот и старайся".

- А ты, - сказал я немцу, - сбрей свои проклятые усы да челку, портупею с ремнем выбрось к чертовой матери. А то ведь не только меня, но и тебя замучают. Или кто-нибудь возьмет да застрелит.

- Вас? - спросил немец.

- Не меня, а тебя, - сказал я, и все солдаты, которых опять сбежалось множество, захохотали.

- Вот дурень! - говорили одни.

- Ничего не понимает по-русски, - пояснили другие.

Тут подскочил переводчик. Удивительно много оказалось переводчиков у нас в войсках под самый конец войны... Одни пришли с курсов, другие сами за короткое время поднаторели в немецком разговоре.

Переводчик все объяснил портному, и тот, кивая головой, снял ремень с портупеей и бросил в грязь, на дорогу, потом начал расстегивать френч. Но переводчик остановил его. Тогда портной стал показывать руками, как он выдергивает и выбрасывает свои жалкие усишки, похожие на усы фюрера.

- Гитлер капут! - произносил он при этом брезгливо.

Все хохотали, а он продолжал повторять одно и то же слово: -- Я, я, я, я...

- Да, ты, ты, - выкрикивали из толпы солдаты.

- Проследить, чтобы побрился, - распорядился я.

- Есть проследить! - гаркнул сержант.

Наконец шофер дал газ. За сеткой дождя исчезли и портной и конвоиры, которые снова посадили его в фуру.

- Что ты смеешься? - спросил я адъютанта, который сидел сзади и хохотал.

- Да вспомнил, как у портного шрам на боку искали! Вы и то нагибались...

- Ну и что?

- Так ведь я пошутил.

Видимо, я посмотрел на него не по-доброму, адъютант пожалел о сказанном и сразу отказался от своих слов.

- Нет, нет, товарищи генерал, - начал он быстро оправдываться, - не пошутил, не пошутил. Я где-то об этом не то читал, не то слышал от кого-то. А может, вообще брехня! Но придумал не я. За что купил, за то и продаю.

- Ну и несерьезный ты человек, - упрекнул я адъютанта и даже отчасти обиделся на него.

Чтобы как-то загладить свою вину и установить со мной прежние отношения, адъютант, хитрая шельма, сделал невинное лицо - он умел это делать - и спросил совершенно серьезно, когда я снова обернулся к нему:

- А что, товарищ генерал, если бы Гитлера тогда, в первую мировую, не француз кольнул, а саданул наш Иван, считай, что второй мировой войны не было бы?

- Ну, Корокотов, - ответил я, - сколько у тебя мякины в голове набито! Тебя надо переводить из адъютантов в ординарцы. Вот погоди, только кончатся бои, я это сделаю. Ты, оказывается, в учении о войне ничего не понимаешь.

Печально кончился день, который начался с забавной истории. До сих пор ругаю себя: как я позволил себе так расслабиться?

Противник был сбит с основной позиции и начал отход. Сначала в действиях его чувствовалась организованность и единая воля. Потом отход перешел в беспорядочное отступление. Я выслал вперед разведку с задачей не терять соприкосновения с отступающими войсками и свернул дивизию в батальонные колонны. Впереди шли два полка, за ними органы управления дивизии, в арьергарде - стрелковый и артиллерийский полки и тылы. В этом эшелоне должен был ехать я. Но я торопился и потому оторвался от второго эшелона.

Мы вчетвером выехали на "виллисе", я с водителем сидел впереди, адъютант с радистом сзади. Дождь перестал, и, как это бывает весной, наступила отличная солнечная погода. Где-то погромыхивала артиллерия. Передовые части продвигались с боями к Берлину. Полки дивизии точно выдерживали график маршрута: то тот, то другой командир полка докладывал по рации о прохождении того или иного рубежа.