Кристофер Хибберт - Крымская кампания 1854-1855 гг. Трагедия лорда Раглана

Все британские офицеры отпустили бороды. Лейтенант Ричардс писал сестре, что она вряд ли его узнает при встрече. «Я сейчас похож на сову, которая высовывается из ветвей. Если я решу вернуться к своему бизнесу (набивке матрасов), первым делом мне нужно будет привести в порядок лицо».

Некоторые офицеры укутывали ноги соломой, другие носили «длинные чулки поверх форменных брюк; кое-кто делал из старых рюкзаков подобие подвязок; у многих счастливцев была самодельная обувь из овечьей шкуры, бычьей или лошадиной кожи. В ход шло все, что могло хоть немного спасти от холода... Наша верхняя одежда представляла собой кучу тряпья. Вместо шапок некоторые носили церковную посуду, которую можно было натянуть поверх ушей; другие делали себе подобие головных уборов, сложив в несколько слоев старые одеяла... Бороды и усы достигали двух дюймов длины; их владельцы, вернувшись с холода, не могли раскрыть рта до тех пор, пока они не оттают».

Часто разводить огонь было непозволительной роскошью. Из района лагеря англичан исчезли все деревья и кусты, даже корни из мерзлой земли выкопали. В окрестностях не осталось ни одного прутика толщиной больше одного пальца: все было заботливо собрано и сожжено. Русские сожгли вокруг все участки леса, до которых могли бы добраться британские солдаты. Иногда англичанам приходилось нести дрова или уголь от самой Балаклавской бухты. Некоторые украдкой разводили огонь прямо в палатках, где нередко погибали, задохнувшись в дыму.

У немногих оставалось достаточно сил для того, чтобы собирать топливо; у большинства просто не было для этого времени. В полках не хватало солдат для несения службы.

В начале января в прессе появились сообщения о скором прибытии иностранных наемников. Армия забурлила от недовольства. «Какими бы измотанными мы ни были, какой бы ни испытывали некомплект, эта новость наполнила всех негодованием... – писал капитан Клиффорд. – Немцы будут воевать за нас! Почему немцы? Почему не индейцы?» Другой офицер негодовал: «Только что пришла весть об иностранцах. Я бы не советовал их правителям присылать сюда своих вояк. Наши солдаты пинками выгонят их из лагеря».

В один из дней в середине января в 63-м полку оставалось всего 20 человек, способных нести службу. И этот случай не был единичным. «Армия, – докладывал Раглан герцогу Ньюкаслскому, – испытывает ужасные лишения, поэтому необходимо, чтобы полки были укомплектованы полностью». Полковник Джослин писал домой: «Отправляясь из дома в Крым, гвардия насчитывала в своем составе около 2500 человек и еще 1500 человек усиления. К концу 1854 года у нас осталось всего 900 солдат, годных к службе». Спустя еще два месяца полковник Джослин написал: «Гвардейская бригада практически перестала существовать». После Инкермана полковнику пришлось присутствовать на похоронах 12 молодых офицеров гвардии. В начале февраля на смену отправленному обратно в Лондон с нервным срывом, истощенному болезнями герцогу Кембриджскому прибыл лорд Рокби. По его словам, «бригада представляла собой жалкое зрелище». Он собрал офицеров, намереваясь зачитать им письмо королевы, но, увидев, как мало их осталось и какие у них изможденные лица, новый командир расплакался.

Солдаты прибывшего по настоятельным запросам Раглана подкрепления через несколько дней заболевали и умирали, «как больные овцы». Отправляя 13 декабря очередное послание герцогу Ньюкаслскому, Раглан заметил, что ему очень хотелось бы порадовать командование известием, что армия здорова, однако в действительности все совсем не так. В 46-м полку умерли 102 человека; в 9-м полку менее 300 человек способны носить оружие, а «болезни вносили страшное опустошение в ряды вновь прибывающих».

Тремя днями ранее один из старших офицеров 1-й дивизии, стоя перед румяными здоровяками из состава пополнения, мрачно размышлял: «Что будет с ними через месяц? 40 человек из предыдущей партии умерли, не выдержав здесь и трех недель». Он решил в первый месяц не отправлять пополнение в траншеи, дав им время «на акклиматизацию». Полковник Томлин рассказывал, как, прибыв в Крым, рекруты из пополнения на коленях умоляли отправить их обратно в Англию. Он сделал бы это с удовольствием, если бы имел такую возможность, поскольку от новичков все равно было очень мало проку. Они прошли всего лишь краткий курс подготовки и «вряд ли были способны отличить винтовку Минье от теодолита». Как они будут воевать, размышлял капитан Клиффорд, глядя на их испуганные молодые лица. Он получил ответ на этот вопрос через несколько дней, когда лично наблюдал, как один из новичков в ужасе кричал: «Бегите, ребята! Русские наступают!»

Пополнения было немного. Может быть, и к лучшему. После того как в Лондоне стали рассказывать ужасы о сражении под Инкерманом, не многие хотели бы отправиться воевать в Крым. Энтузиазм первых военных дней сошел на нет. 25 января газета «Таймс» опубликовала большую статью, в которой выступала против ведения войны под таким некомпетентным командованием. «Если правительство и палата общин продали интересы нации аристократии, а через аристократию врагам, это их дело. Но в таком случае «Таймс» умывает руки. У газеты не остается другого выхода, кроме как выступить с протестом против продолжения войны, мероприятия, которое не может привести ни к чему, кроме разрушений и несчастий».

Люди неохотно шли в армию, которая, по мнению газет, из-за неэффективного руководства вымирала от голода и болезней.

И это, к сожалению, было горькой правдой.

Согласно уставу, каждый солдат ежедневно должен был получать за казенный счет 1 1/2 фунта хлеба или 1 фунт галет и 1 фунт свежего мяса или солонины. Все остальное необходимое ему продовольствие солдат должен был покупать за собственные деньги. Лорд Раглан, сознавая, что такая система неэффективна в Турции и, в особенности, в Крыму, приказал добавить к солдатскому рациону 1 унцию кофе и 3 1/4 унции сахара, за что из жалованья вычиталось по 1 пенни. Затем он отдал распоряжение увеличить рацион на 2 унции риса или ячменя, еще 1/2 фунта мяса, а также 1/4 пинты крепких спиртных напитков. Но трудности с транспортом сделали выполнение приказов командующего невозможным. Солдаты иногда по три-четыре дня не имели другой еды, кроме галет. Мясо, которое удавалось доставлять примерно один раз в десять дней, «едва ли было съедобным». В дни Рождества солдатам полковника Белла вообще не выдали никакой еды. «Я был вне себя от ярости, – писал он в дневнике, – к концу дня тыловики привезли немного мяса. Слишком поздно! У нас не было ни огня, ни посуды, чтобы его приготовить!»

Многие солдаты страдали отсутствием аппетита и даже в те дни, когда продовольствие доставлялось в полном объеме, были слишком истощены и утомлены, чтобы явиться за своей порцией. Их больше заботили кофе и ром. Они жарили кофейные зерна во всем, что можно было приспособить для этого [26].