Михаил Водопьянов - Валерий Чкалов

В ясный летний день 1933 года я впервые пожал руку Валерию Павловичу Чкалову. Это было в Москве, на Центральном аэродроме. Наш отряд только что получил новые самолеты «П-5». Осматривая вместе с бортмехаником машину, я не заметил, как подошел к нам среднего роста широкоплечий человек в темно-синем костюме. Он протянул мне руку:

– Товарищ Водопьянов, давай познакомимся. Я летчик Чкалов.

Чкалов! В авиационной среде нередко упоминалось имя бесстрашного пилота. На воздушном параде в честь десятой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции я был очевидцем необыкновенного мастерства молодого ленинградского летчика Валерия Чкалова. У присутствовавших на параде дух захватывало, когда маленький истребитель взвивался ввысь, падал оттуда камнем и почти у земли рассыпал каскад сложных фигур высшего пилотажа.

В то время мне не довелось познакомиться с Чкаловым, – после праздника он вернулся в Ленинград, в свою истребительную эскадрилью. Позже я узнал от товарищей, что Валерий Павлович приехал в Москву, испытывает самолеты на одном из авиационных заводов.

Сейчас Чкалов стоял передо мною.

«Так вот он какой!» – удовлетворенно подумал я. От крепкой коренастой фигуры веяло большой и спокойной силой. С интересом разглядывал я лицо, покрытое густым загаром, мужественное, словно вылепленное талантливым скульптором.

Мы обменялись крепким рукопожатием.

– Я к тебе с просьбой, – сказал Чкалов, – выручи, пожалуйста. Приехала моя землячка-колхозница, – кивком головы он показал на стоявшую невдалеке пожилую женщину. – Просит покатать ее по воздуху. А куда я ее посажу? Ведь у меня истребитель, одно место. Дай мне твою машину на полчасика.

Такому летчику, как Чкалов, я не мог отказать. Валерий Павлович усадил землячку в самолет, крепко привязал ее ремнями, привязался сам и дал полный газ. Да, моя машина была в надежных руках: послушно и быстро набирала она высоту. Невольно я залюбовался. Какая техника, какая чистота и четкость полета! За штурвалом сидел настоящий художник.

Признаться, я ожидал, что и сейчас Чкалов начнет показывав свое мастерство в фигурном полете. Но, выписывая красивые круги, самолет все время скользил спокойно, плавно. Казалось, поставь на крылья стаканы с водой, – она не разольется. Чкалов осторожно посадил машину на аэродром и сказал, угадывая мой немой вопрос:

– Человеку надо доставить удовольствие, а не трепать его в воздухе так, чтобы он вспоминал о полете с отвращением. Высший пилотаж не для новичков.

Веселая и довольная, женщина подошла к нам.

– Спасибо тебе, Валерий! – сказала она. – Летать вовсе не страшно. И уж так интересно сверху на все смотреть! Я Кремль видела. А улицы такие узенькие, и трамваи, как жучки, ползут… Доведется мне еще раз в Москве побывать, опять приду к тебе с поклоном. Очень мне понравилось летать.

Чкалов, улыбаясь, посмотрел на меня…

Каждая встреча с Чкаловым открывала мне новые свойства его богатой, многогранной натуры.

Валерий Павлович был создан для профессии летчика – летал дерзновенно, с упоением, со страстью. Но не безрассудная смелость отличала его, а стремление к разумному, необходимому для авиации эксперименту. Если порою он слишком увлекался, то это было увлечение изобретателя. Ему были знакомы радости и муки творчества и совершенно чуждо показное удальство.

– С машиной надо обращаться «на вы», с ней нельзя фамильярничать, – всегда говорил Чкалов.

Его смелость в полете основывалась на сознании собственной силы, на вере в советскую авиационную технику.

Помню, перед первым дальним перелетом Чкалов с восхищением говорил мне о своем самолете:

– Надежная машина, ей можно довериться. Когда смотришь в окно самолета, кажется, что у крыльев нет конца, так велик их размах. На мотор не нарадуешься. Как дирижер, прислушиваюсь я к музыке мотора и не могу уловить ни одной фальшивой ноты, ни одного перебоя. Вот какой это мотор!

…Валерий Чкалов вышел из рабочей семьи. Природа щедро одарила его: физическая сила, выносливость, ловкость, крепкие нервы, смелость, блестящая память, великолепные способности. И вдобавок – исключительная жизнерадостность, моральная чистота.

Революция открыла Чкалову путь в большую жизнь. Советская власть, великая Коммунистическая партия воспитывали, учили Валерия Чкалова: лети, дерзай!

Большую роль в жизни Чкалова сыграла встреча его с Иосифом Виссарионовичем Сталиным на Центральном аэродроме 2 мая 1935 года.

Вспоминая о том, какое влияние оказала на него эта встреча, Валерий Павлович писал: «…Содержание моей жизни стало богаче, я стал летать более дисциплинированно, чем летал раньше, в меня, казалось, влились новые огромные силы для служения нашей прекрасной Родине».

Чкалов не был полярным летчиком, никогда раньше не летал на Крайнем Севере. И все же он первым прочертил воздушную линию над таинственной арктической пустыней Полюса недоступности. Для нас, полярных летчиков, было бесспорно: перелеты Чкалова по дальним маршрутам – это самые трудные из всех перелетов, какие знала до того времени история авиации.

Два века назад М. В. Ломоносов мечтал:

«Росский Колумб» – Чкалов осуществил мечту Ломоносова.

Перелет Москва – Северный полюс – Соединенные Штаты Америки был для Чкалова ступенью к новым вершинам авиационного искусства. Валерий Павлович мечтал «полетать вокруг земного шара».

Гибель Чкалова в расцвете его творческих сил страна ощутила как огромную утрату.

Пройдут годы. Прогресс авиации оставит далеко позади достижения наших дней. Но советский народ всегда будет помнить Чкалова, своего верного сына.

Многие тысячи «чкаловцев» пришли и еще придут на смену великому летчику нашего времени.

Здание бывшего Череповецкого технического училища, в котором с 1916 по 1918 год учился Валерий Чкалов. (В настоящее время здесь помещается Механический техникум Министерства лесной промышленности СССР.)

Всю ночь над спящим селом кружила вьюга. Ветер с дикою силой обрушивался на крыши домов, срывал солому или грохотал железными листами и уносился дальше к Волге. Под его натиском склонялась над обрывом одинокая береза. Ветер сбросил с ее ветвей снег, закрутил в вихре и далеко помчал снежную пыль…

Зимой рассвет приходит поздно. Еще тьма окутывала реку и берег, а в окнах домов уже появились огоньки. За ситцевыми занавесками суетливо задвигались тени, – рабочий люд вставал и готовился к тяжелому трудовому дню.