Джером Джером - Наброски для повести

Бедная девочка-жена больше всего боялась, как бы муж не догадался, что ей плохо.

— Это будет так огорчать его, — говорила она, — что ему самому опять станет хуже, да и меня сразу убьет… Но ведь и в самом деле я не так уж плоха, чтобы не было никакой надежды на мое выздоровление, как вы находите, нянечка? Может быть, и я поправлюсь, только медленно, да?

Разумеется, я спешила успокоить ее и уверить, что, конечно, и она скоро начнет поправляться, если только не будет так волноваться из-за мужа, которому гораздо лучше.

Однажды утром, едва только открыв глаза, муж не сразу получил ответ от жены и встревоженно крикнул:

— Правда ли, дорогая, что тебе лучше?

— Конечно, лучше, милый, — раздалось, в ответ. — А что?

— Мне показалось, будто твой голос слабее обыкновенного… Если это тебя утомляет, не будем разговаривать. Поправляйся только, моя бесценная женушка, а я потерплю.

После этой краткой беседы жена в первый раз начала серьезно бояться за себя, но не из себялюбия, а единственно ради своей любви к мужу, для которого, она верно знала, ее смерть была бы хуже собственной. Когда я пришла к ней, сделав все, что было нужно для ее мужа, она шепотом спросила меня:

— Нянечка, милая, неужели я не поправлюсь?

В ее больших неестественно блестевших глазах стоял ужас.

— Непременно поправитесь, — ответила я. — Но для этого вам нужно беречь себя и на время оставить ваши беседы с мужем. Лучше бы закрыть эту дверь.

— Ах, милая нянечка, вы только не говорите Джеку, если думаете не то, что сказали сейчас мне. — Ради бога, чтобы он ничего не знал. Умоляю вас, скройте от него, что я очень слаба… Может быть, это и пройдет, а если и нет, то… Ах, успокойте только его.

Пользуясь тем, что пришла Дженни, я поспешно выбежала из этой комнаты, в которой уже слышалось веяние незримых крыльев ангела смерти, и в темном углу коридора дала волю душившим меня слезам.

Когда я вернулась к больному, он также шепотом умолял меня сказать правду о жене, не хуже ли ей. Собрав всю силу духа, я самым убедительнейшим образом налгала ему, что жена только немножко ослабла, потому что кризис ее был очень тяжелый, и ей теперь нужно как можно больше покоя. Тогда она дня через два-три так же окрепнет, как и он.

Эта ложь лучше помогла ему стрясти с себя последние путы болезни, чем все лекарства, и на следующее утро он веселее прежнего кричал жене, чтобы она скорее поправлялась. Он купит ей новую прелестную шляпку, и они отправятся за город, тем более, что стоит чудная погода.

— Смотри, — шутливо прибавил он, — как бы я не встал первый и не пристыдил бы тебя, что ты так долго валяешься!

— Нет, я, пожалуй, встану раньше тебя, — с нежным серебристым смехом отозвалась жена. — Приду и буду за тобой ухаживать.

Я в ту минуту была возле мужа, так что не могла видеть лица жены, но голос ее был так крепок и ясен, а смех звучал так естественно, что я невольно подумала, уж не произошла ли в ней действительно перемена к лучшему — такие чудеса бывают с молодыми людьми — и была очень удивлена, когда, войдя к ней, нашла всю ее подушку промоченную слезами.

— Что это с вами? — спросила я, наклонившись над нею. — Ведь вы только что так весело смеялись и шутили…

— Бедный Джек, — прошептала она, с трудом сдерживая новые слезы. — Он не перенесет моей потери…

Мне оставалось только молчать. Умирающие часто чувствуют, что им готовится, и не верят больше никаким утешениям и обнадеживаниям. Одно разве только могло бы утешить это маленькое любящее сердце: уверенность, что муж скоро забудет ее. Но этому она ни за что не поверила бы.

Я прошла назад к мужу и сообщила ему, что его жена опять заснула и что я скажу ему, когда она проснется, а до тех пор он не должен беспокоить ее.

— Самое важное для нее теперь — крепкий сон, — лгала я.

Жена весь день пролежала необыкновенно спокойно. Доктор пришел в обыкновенное время, дотронулся до ее руки, покосился на нетронутую чашку бульона и уходя шепнул мне:

— Ни в чем больше не отказывайте ей.

Я поняла и молча кивнула головой.

Вечером больная слабым движением руки велела сестре нагнуться к ней и шепнула ей:

— Как ты думаешь, Дженни, грешно обманывать кого-нибудь ради его собственной пользы?

— Не знаю, — ответила сестра. — Но почему ты спрашиваешь?.. Думаю, не грешно, а там не знаю.

— Дженни, у тебя точь-в-точь такой же голос, как у меня. Помнишь, дома нас часто смешивали по голосам… Дженни, прошу тебя… когда меня не будет… отвечай Джеку от моего имени, пока он совсем не встанет на ноги. Сделаешь это для меня, Дженни?

Дженни не могла от слез сказать ни слова, а только крепко прижала к своей груди головку горячо любимой сестры и поцеловала ее. Потом, сделав над собою последнее геройское усилие, умирающая приподнялась при помощи сестры на постели и звонким голосом крикнула:

— Покойной ночи, дорогой муженек! Я опять баинькать хочу… Баинькай с Богом и ты!

— Покойной ночи, дорогая женушка! — радостно отозвался муж, вполне успокоенный голосом жены. — Спи крепче и просыпайся здоровою!

Тоненькое тельце жены дрогнуло и вытянулось. Дженни осторожно поцеловала умершую в лоб, потом, вся сотрясаясь от заглушённых рыданий, крепко прижалась лицом к ее груди. Я потихоньку вывела девушку в отдаленную пустую комнату, где мы обе и выплакались на груди друг у друга.

Сама теперь не понимаю, как удалось нам двум слабым женщинам целых три дня поддержать необходимый, по нашему мнению, обман. Дженни почти безвыходно сидела около ложа, на котором лежало прикрытое простыней тело ее покойной сестры, а я оставалась возле выздоравливавшего, но все еще далеко не совсем окрепшего вдовца, успокаивая его ложными известиями о жене. Я так хорошо научилась лгать о том, что было и чего не было, что должна бояться лишь одного — как бы только не переусердствовать.

Видя мою «веселость», больной осведомился о ее причине и получил от меня в ответ, что я радуюсь тому, что его жена теперь уж вне всякой опасности.

— А! так опасность все-таки была? — подхватил он, впиваясь в меня пытливым взглядом. — А как же вы тогда говорили…

Мне удалось не выказать своего смущения, и я перебила его:

— К чему же мне было тревожить вас, когда доктор был вполне уверен в благоприятном исходе? Но слабость у нее продержится еще с неделю, благодаря крайне нежному организму. Давеча она отлично позавтракала и теперь спит. Да и хорошо, что она так много спит: это верный показатель ее скорого выздоровления. Сном лучше всего восстанавливаются силы. Это вы ведь сами испытали на себе.

Я лгала и улыбалась, а про себя опасалась, что, вот-вот не выдержу своей пытки и сама без чувств грохнусь на пол.

Когда в первый раз на его обращение к жене откликнулась Дженни, больной с побледневшим лицом приподнялся на локте и проговорил с сильною тревогой: