Евгений Доллман - Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944

Благодаря Чиано и его кругу, а также аристократам, имевшим многочисленные связи в Британии и Америке, сезон 1939 года в Риме был блестящим или, по крайней мере, казался таким. Многие старинные палаццо, которые стояли до этого закрытыми, стали местом проведения великолепных вечеров. В конце концов даже Риббентроп понял, что надо что-то делать. Весной 1940 года, так и не сумев заставить жену посла Макензена принимать более активное участие в жизни римской кьяккерии и в развлечениях гольф-клуба, он послал на службу в посольство двух дам, которые подходили для этого гораздо лучше, или, если быть более точным, он перевел в Рим их мужей.

Первым из двоих мужчин, облагодетельствованных таким образом фортуной, был принц Отто фон Бисмарк, внук Железного канцлера. Он поселился на красивой вилле в самом лучшем квартале Рима со своей красавицей женой Анн-Мари, урожденной Тенгбом из Стокгольма, и вскоре уже весь улей Чиано жужжал вокруг них.

Принц ничем не напоминал своего деда. Он был больше похож на мать, графиню Хойос, родом из Венгрии, чей отец, мистер Уайтхер, основал в Поле крупный завод по производству торпед. И хотя Отто фон Бисмарк сочетал в себе дипломатический талант с политической проницательностью, он был все-таки недостаточно Бисмарком, чтобы поступать в соответствии со своими убеждениями. Он думал только об одном – как бы каким-нибудь неловким шагом не разгневать чиновников с Вильгельмштрассе. [21]Ему также очень мешал младший брат, граф Альбрехт, смертельный враг национал-социализма, который отличался от своих аристократических собратьев тем, что сохранил свои убеждения, находясь на военной службе, и в конце концов дезертировал из армии.

Принцесса фон Бисмарк любила светскую жизнь. На вечерах, которые устраивала принцесса, часто звучал ее смех, похожий на звон колокольчика, а ее голубые глаза и русые волосы радовали взгляд. Многие римляне, молодые и старые, словно зачарованные смотрели, как она едет к морю в костюме, напоминавшем форму шведских матросов. Вряд ли Железный канцлер да и его жена, принцесса Иоганна, порадовались бы, увидев жену внука в подобном одеянии. В свое время принцесса Иоганна вынесла своей несчастной невестке, графине Хойос, такой приговор: «Если снять с нее все ее венецианские банты, рюши и ленты, то что же останется моему бедному Герберту?» Я даже боюсь подумать, что бы она сказала, увидев Анн-Мари.

Самым преданным среди шикарных и обаятельных поклонников принцессы был Филиппо Анфузо, старший личный секретарь Чиано. Он справедливо считался одним из самых красивых мужчин в Риме, но, в отличие от других красавцев, был умен и храбр. Их часто видели вместе, и по Риму, естественно, поползли дурные слухи. Однако принцесса была истинной леди и образцовой матерью, и я ни на минуту не допускал мысли, что их отношения выходили за рамки искреннего платонического союза между севером и югом.

Чиано и его поклонницы часто посещали дом на Виа Никола Порпора, а его жена Эдда тоже часто бывала здесь. Вилла представляла собой удивительное сочетание традиционализма в духе Бисмарка и модного декора. У основания лестницы висел самый лучший портрет Франца фон Ленбаха – портрет папы Льва XIII, единственного политика, который сумел нанести старому канцлеру поражение в его культурной кампании. В гостиной другие шедевры Ленбаха изображали Бисмарка, наблюдавшего с решительным видом за социальным водоворотом, крутившимся у его ног. В стену, отделявшую гостиную от соседней комнаты, была вделана стеклянная витрина, сверкавшая многочисленными подарками – большинство из них было сделано для того, чтобы привлечь к себе внимание, – которые основатель рейха получил от различных монархов и правительств. Рядом с рейнскими пивными кружками теснились серебряные русские тройки – молчаливое свидетельство плохого вкуса, царившего в эпоху Бисмарка. С другой стороны, Железный канцлер был бы очень доволен обедами, которые давал его внук, где подавалось французское шампанское, свидетельствовавшее о его либеральных взглядах. Еда и напитки на этих обедах были превосходны, и римское общество явно предпочитало их бисмаркиане, присутствия которой они не замечали.

Я провел много вечеров в доме Бисмарков. Я подозреваю, что принцесса считала меня неудавшимся ученым, чьи итальянские связи, однако, делали меня достойным приглашения, а его высочество был рад обрести переводчика, который не ел горошек с ножа. Поскольку я был другом семьи посла и поклонником его деда, то меня считали социально приемлемым.

Несмотря на фотографию Германа Геринга с дарственной надписью, стоявшую на их пианино, Бисмарки в разговоре между собой и с Чиано и Анфузо высказывали антинацистские взгляды. Принцесса заслужила аплодисменты в кружке Чиано, заявив, что настроена прогермански, «поскольку вышла замуж за Отто», но антинацистски. Принц сообщал итальянскому министерству иностранных дел многое из того, что он знал, но, как выяснил Чиано, «панически боялся, что об этом узнают, и умолял меня во имя Господа никому не передавать эту конфиденциальную информацию». Он был убежден в том, что в предстоящей войне Германия будет неизбежно разбита, но, к сожалению, не обладал железной волей и способностями своего деда, которые так часто помогали тому предотвратить беду.

В доме Бисмарков всегда было весело и интересно. Люди танцевали, сплетничали и называли друг друга по именам или прозвищам, в стиле императорской Вены. Женщины были обворожительны, коварны, прекрасно одеты и обожали непристойные шутки. Оставшись один на один, мы с Отто Бисмарком вели весьма откровенные разговоры, наверное, потому, что оба знали, что ни один из нас не выдаст другого.

Примерно в то же самое время по воле Риббентропа в Риме появилась еще одна столь же фешенебельная супружеская пара. Господин Карл Ф. Клем фон Гогенберг, родственник фрау фон Риббентроп, был назначен экономическим советником. В этом качестве – а также в интересах социальной политики Риббентропа – он и утвердился в немецком посольстве в Риме. У него не было политических функций, а в чем заключались его обязанности экономического советника, я так до конца и не понял. Он и его красивая жена въехали в прекрасный средневековый дворец, который стал еще одним любимым местом развлечения супругов Чиано. Эдда Чиано-Муссолини чувствовала себя здесь как дома, а это и было одной из главных задач Клемов-Гогенбергов. Хозяйка дома, по мнению Галеаццо Чиано, не отличалась особой политической проницательностью, судя по тому, как он охарактеризовал разговор между нею и своим верным помощником Анфузо: «Баронесса фон Клем сказала Анфузо, что немцы нуждаются в доступе к теплым морям, и поэтому в один прекрасный день они потребуют, чтобы им отдали Триест. Анфузо в ответ на это посоветовал баронессе не забивать себе голову политикой и заняться другим делом, в котором она, как все знали, имела больше опыта».