Александр Анненский - Фанера над Парижем. Эпизоды

– Винтом таран… И был случай, когда я под Мадридом таранил трехмоторного и сам выпрыгнул… И приземлился на крышу, крутая крыша… Ну и левой ногой пробил крышу… Теперь же нельзя ждать, когда парашют ниже меня опустится, он меня стащит все равно… Так я выдергиваю ногу, и штанина там осталась, на чердаке, от Ивана… И кожа немножко, с кровью… И я на людей – испанцев много собралось посмотреть обо что я там бился – о балконы, об окна… Прямо упал на людей…

Долорес Ибаррури выступает перед защитниками Республики. Страстная речь, понятная во многом и без перевода – как бывает, когда человек предельно искренен. И потому ему верят и надеются съехавшиеся на защиту демократии люди из разных стран.

– Она любила всех, а меня полюбила за то, что я у нее на глазах, когда бомбардировщики появились над аэродромом, сумел взлететь и сбить бомбардировщика и двух истребителей прикрытия… И еще пилотам высший пилотаж показал над аэродромом, у меня получалось, и я любил пилотировать… На девятый день мне Дябля-Роха присвоили – «Красный Дьявол»… за эти три штуки над аэродром Алкала…

– Долорес Ибаррури меня целовала. Любила она меня или ненавидела, откуда я знаю… Вот это испанские – вот он, – Федоров перебирает ордена… – на него книжка, как героям давали испанцы… «Лавры Мадрида» называется. Их пять штук всего было роздано… Один мне – «капитану Жану», как я там звался… А «Диабело Рохо» – «Красный дьявол» – это они так, не официально… Часы дала, они и сейчас у меня, ручные… полный календарь, показывают день, число и все прочее, и бой… Ворошилов – вот, такие же золотые дарил…

Калер любил говорить о себе и во время наших деловых передвижений по Москве на его «Лексусе», подаренном, по его словам, сыном, занимающим место «раввина русскоязычной общины Майами» (!), рассказывал о том, как пришел в кинобизнес. Энное число лет тому назад он, удачно словчив, перепродал Марку Рудинштейну доставшийся ему по дешевке некий фильм за приличную сумму, каковую и вложил в свою компанию. Осознав, что пятый пункт анкеты, при советской власти служивший для него непреодолимым препятствием в административной карьере, сегодня может реально принести прибыль, он поторопился сдружиться с присланным из Америки на место главного раввина России Берл Лазаром, быстро стал активистом в столичной общине.

Когда еврейская тема оказалась весьма востребованной сама по себе, Каллер посвятил этому целое направление в телекомпании, используя все возможные финансовые гранты, информацию о которых он тщательно собирал. Таким образом, при практически полной компенсации производственных затрат по любому из проектов в его распоряжении, независимо от результата, всегда оказывалась чистая прибыль. Как-то даже полет в Израиль и обратно он потребовал оплатить ему. саму авиакомпанию «Эль Аль», мотивируя это важностью для еврейского народа тематики будущего фильма, которым он, мол, планирует заняться.

Ну и дай бы ему Бог, как говорится. каждый устраивается, как умеет… Меня вся это ежедневная суета занимала мало, хотя и несколько коробила. Мне представлялось, что плохо скрываемая спекуляция на внезапно прорезавшихся и теперь широко афишируемых религиозных убеждениях – не самый честный способ делать бизнес, но это был не мой бизнес. Я, разумеется, вовсе не торопился обнародовать свою точку зрения, но, видимо, о ней можно было догадаться.

К сожалению, Яков Александрович быстро уверовал в абсолютную беспроигрышность ситуации – ведь любой намек кого-либо на творческую несостоятельность работы, как произошло, к примеру, с фильмом о подвиге русского политрука, спасшего группу евреев во время Второй мировой войны, – тут же легко парировался обвинениями в антисемитизме. То обстоятельство, что речь шла просто о неспособности слабого режиссера найти достойный экранный эквивалент интереснейшей судьбе героя, уже во внимание не принималось. Чтобы не показаться пристрастным, процитирую известного кинорежиссера Валерия Балаяна:

«Прекрасная трагическая история оказалась по-советски сконструированной полуправдой. Об этом я сказал в своем выступлении на обсуждении фильма в Белом зале Дома кино 27 мая 2008 года. Выступление мое оказалось совсем не в унисон предшествующим комплиментарным репликам. Кажется, аудитория после него разделилась. По-видимому, я вызвал к себе острую неприязнь творцов фильма.

…История, которая могла бы стать очистительным уроком для нашего ксенофобского общества, стала очередным слащавым мифотворчеством…».

Летняя круговерть центра сегодняшней Москвы… Тысячи машин и пешеходов обтекают небольшой сквер на Самотеке. На невысоком постаменте – гранит, бронза – потемневший от дождей бюст работы Кербеля – подполковник со множеством медалей и двумя звездами Героя… Из черной машины, въехавшей прямо на дорожку, выбирается с помощью жены и водителя седой генерал-полковник на костылях в белоснежном кителе. В стык идут памятные кадры из ленты «В бой идут одни старики» – Виталий Попков, прототип главного героя картины. Оглядываются идущие мимо парень с девушкой на присевшего на лавочку генерала – да не может быть, неужто тот, кому памятник.

– …Он воевал на Халхин-Голе, воевал на Хасане… воевал в Испании, в Финляндии… прошел не одну войну… У нас в полку он пробыл неделю и действительно сбил семь самолетов противника, – рассказывает Попков. – Когда мы встречаемся с ним сейчас… когда он переходит, так сказать… и начинает множить количество… я говорю… Ваня… Иван Евграфович… Он показал нам строгую вертикаль, и эта вертикаль так много спасла жизней летчикам. мне заходил «мессер» в хвост, мне ничего не оставалось, я переводил на вертикаль самолет… вот только за это я б ему дал вторую, а, может, и третью звезду Героя… он достоин этого.

Тот летний съемочный день с генералом на московском бульваре запомнился, и я рад, что он был. Помню, подталкиваю режиссера, глазами показывая на кончик форменного галстука – сними наезд: там на уголке написано было – «Россия». Умер недавно знаменитый генерал, похоронили.

Работать в телекомпании Каллера, третирующего окружающих, становилось все труднее – ушла девушка шеф-редактор, два видеоинженера; он, как мне казалось, стал искать поводы для противостояния со мной, и поэтому редкий случай, когда удавалось, отвлекаясь от ежедневной текучки, заняться творчеством, давал хоть какое-то отдохновение, просто грел душу.

Тем более что картину эту мы делами с талантливым человеком Мишей Масленниковым, режиссером, пришедшим к нам буквально с улицы, по объявлению. Профессионал, член Союза, он по характеру был и есть, что называется, «творческий разгильдяй», к тому же, как выяснилось, не чурающийся главного способа расслабления русского человека. Неприспособленный к нашим офисным порядкам, не умеющий говорить исключительно по теме, ценя время начальства, он, как я понял, имел непростую творческую, да и личную жизнь. Отстаивать его каждый раз перед Каллером было непросто. Ощущая творческий потенциал Миши, я делал это и думаю, не ошибся.