Бернгард Рогге - Рейдер «Атлантис». Самый результативный корабль германского ВМФ. 1939-1941

Роланд со своей свитой, которые были единственными заинтересованными зрителями этих операций, слегка посторонились, когда мы начали тянуть по берегу шланги. Доктор Шпрунг и Мор направились к ним. Внезапно доктор вскочил на спину Роланду. Огромный морской слон что-то сердито проворчал и зашлепал ластами по направлению к воде; он был слишком толст и неповоротлив, чтобы избавиться от наездника. Поэтому доктор Шпрунг таким способом проделал весь путь к морю, в то время как Мор снимал все это на пленку. Свита Роланда в молчаливом изумлении наблюдала за этим замечательным зрелищем, но вдруг все его приближенные обратились в бегство при появлении моего скотчтерьера Ферри. Песик был вне себя от восторга, ощутив лапами твердую землю после столь долгого пребывания в море. Правда, на этом острове не было деревьев, но зато имелось множество предметов, которые вполне могли заменить деревья, – деревянные столбы и покрытые мхом скалы. Он чрезвычайно обрадовался, увидев доктора, которого считал своим подопечным, восседающим на доисторической «лошади». С громким лаем Ферри помчался к ним, но потом передумал и бросился к какому-то булыжнику, заподозрив его в попытке пошевелиться. Внезапно пес начал визжать так, что сердце разрывалось; мы подбежали к Ферри и увидели, что он попал в очень неприятную ситуацию. Пес вертелся волчком и с яростным лаем бросался на больших чаек, которые пикировали, словно бомбардировщики Штука, на это непонятное для них существо, вытягивая при этом свои острые клювы и пытаясь схватить его. Мы отогнали чаек и взяли перепуганного Ферри под защиту.

С наступлением сумерек первые 200 метров шланга были проложены от водопада в направлении берега. На следующее утро спозаранку мы опять взялись за работу, и к полудню шланг дополз до залива; к вечеру еще один отрезок шланга, поддерживаемый при помощи спасательных поясов, был перекинут через 300 метров водной поверхности, и теперь трубопровод протянулся от водопада до самого корабля. Мы исчерпали свои запасы топливного шланга и пожарных рукавов, и в некоторых местах обрезки трубопровода пришлось смастерить из парусины. В полночь результат наших двухдневных усилий оказался под угрозой из-за сильного шквала, который обрушился на «Атлантис». При этом были оборваны швартовые канаты, закрепленные на берегу и удерживавшие корму судна в устойчивом положении, что привело к рассоединению наших шлангов. Но к счастью, шквал прошел так же быстро, как и налетел, и мы смогли устранить повреждения.

На следующее утро Фехлер был у водопада со своими людьми. Настал момент, когда нам предстояло узнать, не оказались ли напрасными наше плавание к острову Кергелен и все наши труды. В напряжении я стоял на юте у конца трубопровода в ожидании той минуты, когда вода начнет поступать на борт. Фехлер и его люди висели – почти в буквальном смысле этого слова – внутри водопада. Я со своей стороны по-прежнему был убежден, что поток воды унесет бочку, а вместе с ней и Фехлера. Бочку подвесили в водопаде – это было чудо, – она осталась на месте. Мы даже не могли на это надеяться, поскольку давление воды было почти таким же сильным, как на пункте водоснабжения у моста Блюхера в Киле. В течение двух дней вода лилась в цистерны «Атлантиса», и весь план увенчался поразительным успехом. Мой старший боцман Руссофф, которого на всем флоте звали Франц, печально наблюдал, как его любимые пивные бочки наполнялись ледниковой водой вместо пива.

Несколько дней я с беспокойством следил за тем, как медленно идет дело с ремонтом корпуса судна. Мы до сих пор не были совершенно уверены в характере и размере повреждений и не совсем ясно представляли себе, как можно остановить течь. Подводная кислородно-ацетиленовая горелка постоянно гасла, а единственный матрос, который знал, как с ней обращаться, был отправлен домой на борту «Тираны». Поэтому у нас не было иного выхода, кроме как по очереди рассверливать каждый поврежденный лист обшивки, обвязывать его канатами и с трудом поднимать на борт с помощью брашпиля. Одновременно мы должны были откачивать воду из форпика и цистерны номер 1 и заделывать пробоины цементом под давлением; чтобы выполнить эту работу, четверым матросам, стиснутым в узком отсеке под высоким давлением, потребовалось двенадцать часов. Первые результаты были удовлетворительными, и казалось, что корабль водонепроницаем, но позднее обнаружились признаки течи в другом месте. Устав получать неполные донесения, мой главный механик решил сам спуститься под воду и лично осмотреть корпус, хотя он не проходил подготовку водолаза. То, что он мне рассказал, подтвердило мои опасения – на водолазов нельзя было положиться, и их донесения были противоречивы. Я тоже решил спуститься на воду, чтобы самому во всем убедиться. После краткого инструктажа, полученного от старшего команды водолазов, я перевалился через борт и обнаружил, что основная течь находится в том месте, где вдавило внутрь шпангоуты двойного дна. Повреждение оказалось серьезным, но, слава богу, его можно было устранить.

Близился сочельник, но до сих пор ни у кого не было времени, чтобы насладиться отдыхом, который я им обещал, и расслабиться. Странное чувство охватило людей, когда замерцали свечи и зазвучали старинные немецкие рождественские гимны. Рождественские елки, которые любовно смастерили из черенков от швабр, бечевки и проволоки, покрасив их зеленой краской, выглядели почти как настоящие. Во время богослужения я прочел историю Рождества Христова из Евангелия от святого Луки, а затем заговорил о родных и близких, оставшихся дома, которые обязательно думают о нас в этот момент. Закончив свой рассказ, я вдруг осознал, насколько тесно связали нас прочные узы товарищества. Каждому члену экипажа я вручил небольшой сверток с подарками из рождественской почты, которую мы обнаружили на борту «Автомедона». Снаружи внезапно налетел ураган, и анемометр [30]сразу зашкалило; ветер свистел и завывал, что «Атлантис» стоял, надежно закрепленный, в удобном заливе Газел-Бэй. Рождественским утром верхняя палуба была белой от снега.

Командующий флотом гросс-адмирал Редер не забыл послать нам свои поздравления и прибавил к ним награды – пятнадцать Железных крестов 2-го класса, которые я должным образом раздал во время рождественского парада особо отличившимся матросам. В «день подарков» [31]первая группа из 39 человек отправилась в увольнение на берег. Они могли идти куда хотят и заниматься чем пожелают. Они знали, что остров необитаем, но их товарищи рассказали, что недостатка в животных нет, и они теперь могли сами в этом убедиться. На берегу гордо стояли чопорные пингвины, причем одна семья располагалась поодаль от другой. Время от времени пингвины, подобно стрелам, вонзались в воду. Смешные серые тюлени внезапно приподнимались на жесткой кочковатой земле, сердито протестуя против того, чтобы их тревожили, а огромные морские слоны неуклюже ковыляли вокруг своих таких же внушительных жен и время от времени оглушительно рыгали. На острове обитали дикие утки и куропатки, стаи скалистых голубей, большие темно-коричневые чайки и белые альбатросы; можно было ловить кроликов и собирать моллюсков. Партии увольняемых на берег обычно возвращались в конце дня усталые, но довольные, а имевшиеся в команде корабля баварцы, которые не были еще в увольнении, грустили при виде гор, с нетерпением ожидая, когда наконец сойдут на берег. Проходили дни, и постепенно менялись очертания «Атлантиса». Труба стала шире, из-за чего весь корабль словно уменьшился в размерах; мы убрали крышу с верхнего мостика, и вся конструкция его стала казаться ниже. Тщательно осмотрев судно снаружи, я был доволен тем, что описание, данное спасшимися с «Оле Якоба» британским властям в Гонконге, более не соответствовало облику корабля; он действительно выглядел так, как судно, с которого мы его копировали, – «Тамезис» компании Вильгельмсена. Поскольку судно было построено в 1939 году, внешний вид «Тамезиса» не был широко известен, а его позывной даже не был занесен в судовой регистр Ллойда, и я отметил про себя, что при очередном сеансе связи необходимо запросить об этом Морской штаб.