Бернгард Рогге - Рейдер «Атлантис». Самый результативный корабль германского ВМФ. 1939-1941

Обязанности наших радистов не ограничивались чисто служебной рутиной; они также отвечали за все музыкальные и художественные развлечения на борту. Граммофонные записи концертов, сводки новостей из мировой прессы и выпуск «судовой газеты» – вот некоторые методы, с помощью которых они старались разогнать скуку нашего похода. Любопытно, что в нашей фонотеке из 250 записей самыми популярными являлись отнюдь не записи легкой музыки, столь любимые немцами на суше. Мы никогда не вели патриотических разговоров в том духе, в каком вещало наше радио дома; мои офицеры представляли тщательно подготовленные лекции о политическом положении в Австралии или Соединенных Штатах, другие лекторы рассказывали о своих приключениях в Сибири, а один из уцелевших моряков с «Графа Шпее» рассказал о своем побеге из Ла-Платы через Ла-Пас, который закончился на борту «Атлантиса». Слушатели были благодарны за все, что могло хоть как-то развлечь их.

Недалеко от островов Крозе мы отметили 500-й день пребывания в море; теперь за кормой была Новая Зеландия, и острова Окленд едва виднелись на горизонте. Семь недель спустя после расставания с «Орионом» мы снова находились в водах, где могли надеяться отыскать корабли противника. 10 сентября, через два часа после захода солнца, когда плыли далеко к востоку от островов Кермадек, мы наткнулись на плохо освещенный корабль, шедший нам навстречу. Было очевидно, что это торговое судно, и мы демаскировали свои орудия, пока совершали поворот на 16 румбов (180°) для преследования. Как обычно, мы были готовы глушить его передачи, но, когда услышали сигнал QQQ и мои радисты поспешили подавить его, ничего не получилось. В спешке один из них произвел неправильное подключение, и судно без помех продолжило вести передачу. Радисты противника сообщили название корабля – «Сильваплана», – а затем и его местоположение. Мы просигналили светом: «Немедленно застопорить ход. Не пользоваться рацией», и на судне выполнили все, что было приказано. Мы получили возможность опустить откидные борта, не сделав ни одного выстрела.

«Сильваплана» водоизмещением 4793 тонны, была современным норвежским теплоходом, принадлежавшим компании «Тшуди и Эйтцен»; это была богатая добыча, потому что в трюмах корабля находилось большое количество саго, сырого каучука, шкур и специй, которые везли из Сингапура в Нью-Йорк. Я решил дозаправить «Сильваплану» топливом, которое мне обещали из Японии, а затем отправить во Францию. Наши надежды на то, что судовой сигнал SOS не был принят, вскоре рассеялись, так как несколько австралийских береговых станций стали его повторять. Мы тотчас отменили SOS, и отмену подтвердили и передали Рартонга и другие станции, но, похоже, нам не удалось полностью усыпить их подозрения; двенадцать часов спустя «Сильваплану» попросили повторить отмену кодом, чего, конечно, сделать было нельзя. Мы расстались, предварительно договорившись о встрече через четыре дня примерно в 800 километрах к югу от островов Тубуаи. Там мы старательно перевезли на катере 120 тонн каучука из трюмов «Сильвапланы» в качестве балласта для «Атлантиса»; затем отправили «Сильваплану» ожидать приказаний недалеко от банки Орни. Мы же должны были встретить транспорт «Мюнстерланд», идущий из Японии. Разумнее было держать наш приз на расстоянии, чем рисковать, собирая слишком много кораблей в одном месте, так как один из призов «Кометы», «Кота Коран», тоже ожидался на рандеву. Мы были удивлены, обнаружив там и саму «Комету»; «Мюнстерланда» задержал тайфун, и он появился двумя днями позже.

– «Кометой» командует адмирал, господин капитан, – напомнил мне Мор, когда мы подходили к остальным кораблям. – И он имеет право быть принятым с соблюдением полного церемониала.

– Вы совершенно правы, Мор, – сказал я. – Позаботьтесь об этом, пожалуйста.

Немного погодя наши пушки грохнули салют в честь адмирала – вероятно, первый и единственный салют, когда-либо раздававшийся в честь германского адмирала на Тихом океане. Когда контр-адмирал Эссен поднялся на борт «Атлантиса», мой экипаж был выстроен на палубе, и его приветствовал сигнал боцманской дудки.

Наши предварительные совещания проходили в очень дружеской обстановке, но с появлением капитана 1-го ранга Юбеля на «Мюнстерланде» возникли трудности; командир «Кометы» хотел забрать себе часть свежих продуктов, которые были доставлены «Атлантису».

– «Комета», – сказал он, – только однажды восстанавливала свои запасы – с «Аннализы Эссбергер» – и даже тогда не в полной мере. Я обязан настаивать на доле в припасах «Мюнстерланда».

Единственным решением было совместно вычислить, как часто каждый корабль получал надлежащий рацион витаминов и как долго обходился без них. В итоге выяснилось, что на «Атлантисе» не было никаких свежих овощей на протяжении последних 540 дней, тогда как «Комета» восполняла свои запасы по меньшей мере пять раз. Когда запас картофеля, взятого из Германии, иссяк, у нас картофель подавали к столу только в тридцати пяти случаях, последний раз четыре месяца назад; на «Комете» же картофель ели пятьдесят семь раз, последний раз три дня назад. Столкнувшись с такими неоспоримыми фактами, свидетельствующими в пользу «Атлантиса», командир «Кометы» вынужден был уступить; он сделал это охотно, попросив только часть наших запасов пива.

Мы провели четыре дня в обществе «Кометы», «Кота Коран» и «Мюнстерланда». Экипажу «Кометы» было что нам рассказать. Их корабль начал свой прорыв под эскортом нескольких русских ледоколов, но те без предупреждения бросили «Комету», предоставив самой себе, и ей пришлось в одиночку продолжать путь вдоль побережья Сибири через поля пакового льда и айсберги к Беринговому морю – необыкновенный подвиг мореплавания.

Перевозка припасов и перекачка топлива с корабля на корабль шли как было запланировано, хотя мешала плохая погода. В лице «Мюнстерланда» мы впервые встретили транспорт, который снаряжал эксперт. Ничто не было забыто. Морской атташе в Токио, вице-адмирал Веннекер, в начале войны командовал большим кораблем в Атлантике, и мы теперь извлекали выгоду из его личного опыта.

К тому моменту «Атлантис» находился в море ровно восемнадцать месяцев – на шесть месяцев дольше, чем первоначально планировалось. С полными кладовыми и топливными отсеками теоретически он мог оставаться в море еще год – до конца 1942 года. Но с практической точки зрения состояние его машин, а также моральные и физические требования к экипажу корабля поставили такие жесткие границы дальности его плавания, что я решил завершить свою миссию в конце 1941 года. К тому времени срок нашего пребывания в море достиг бы двадцати одного месяца, и мы выполнили бы все наши задачи; более того, длинные декабрьские ночи были самыми благоприятными для нашего возвращения в Германию. Программа, которую я изложил, заключалась в следующем: операции в Тихом океане до 19 октября, переход в Южную Атлантику, восемь – десять дней на тщательный осмотр машин, еще десять дней на операции, потом возвращение домой, куда я рассчитывал прибыть в новолуние 20 декабря.