Мохандас Ганди - Моя жизнь

— Что ж, ничего не поделаешь. Бесполезно лить слезы. Давайте предпримем что-нибудь другое, что в наших человеческих силах. Как обстоит дело с маховиком? — сказал я, успокаивая его.

— Но где найти людей? — возразил он. — Ведь одни мы не справимся. Нужно несколько смен рабочих, по четыре человека в каждой, а наши люди очень устали.

Строительные работы еще не были закончены, поэтому плотники продолжали жить у нас. Они спали на полу в типографии. Я указал на них:

— А почему бы не попросить плотников? Тогда мы сможем работать всю ночь напролет. Мне думается, такая возможность у нас есть.

— Я не решусь разбудить плотников, — сказал Уэст, — а наши люди действительно слишком устали.

— Хорошо, я сам поговорю с ними, — ответил я.

— Тогда вполне вероятно, что мы справимся с работой, — сказал Уэст.

Я разбудил плотников и попросил их помочь нам. Их не надо было долго уговаривать. В один голос они заявили:

— Какой же от нас будет прок, если к нам нельзя обратиться за помощью в критический момент? Отдыхайте, а мы покрутим маховик. Это для нас работа легкая.

Нечего и говорить, что наши люди также были готовы работать.

Уэст воспрянул духом, когда мы принялись за работу, даже запел песню. Я присоединился к плотникам, а все остальные помогали нам по очереди. Так мы работали до семи часов утра. Но сделать предстояло еще многое. Поэтому я попросил Уэста разбудить инженера, чтобы он снова попробовал пустить двигатель. Если бы это удалось сделать, мы смогли бы вовремя закончить работу.

Уэст разбудил инженера, и он тотчас же направился в помещение, где стоял двигатель. И, о чудо! Двигатель заработал почти сразу, едва инженер дотронулся до него. Типография огласилась криками радости.

— В чем дело? — спросил я. — Почему вчера вечером все наши старания оказались бесплодными, а сегодня утром двигатель заработал так, будто с ним ничего не случилось?

— Трудно сказать, — ответил Уэст или инженер (точно не помню). — По-видимому, машины иногда ведут себя так же, как люди, когда им нужен отдых.

Неполадки с двигателем явились испытанием для всех нас, а то обстоятельство, что он заработал как раз вовремя, представлялось мне вознаграждением за наш честный и ревностный труд.

Экземпляры газет были отправлены в срок, и все были счастливы.

Настойчивость, проявленная в начале нашей работы, обеспечила регулярный выход газеты и создала в Фениксе обстановку уверенности в своих силах. Бывало, что мы сознательно отказывались от применения двигателя и работали только вручную. Те дни, помоему, были периодом величайшего нравственного подъема работников всей колонии в Фениксе.

Я всегда жалел, что мне, организовавшему колонию в Фениксе, самому приходилось бывать в ней только наездами. Первоначально моим намерением было постепенное освобождение от адвокатской практики и переезд на постоянное жительство в колонию, где я буду добывать себе пропитание физическим трудом и обрету радость и удовлетворение в служении ей. Но этому не суждено было сбыться. Жизненный опыт убедил меня, что в планы человека сплошь и рядом вмешивается бог. Но вместе с тем я убедился и в том, что если поставленная человеком цель — поиски истины, то независимо от того, осуществляются его планы или нет, результат никогда не разочаровывает, а часто бывает даже лучше. Оборот, который независимо от нас приняла жизнь в Фениксе, и случавшиеся там непредвиденные события, конечно, нисколько не разочаровывали, хотя трудно сказать, было ли все это лучше, чем то, на что мы первоначально рассчитывали. Чтобы каждый из нас получил возможность добывать себе пропитание физическим трудом, мы разделили землю вокруг типографии, на участки по три акра. Один из них достался мне. На этих участках мы построили себе домики, вопреки первоначальным намерениям, из гофрированного железа. Мы предпочли бы глиняные хижины, крытые соломой, или же кирпичные домики, напоминающие крестьянские, но это оказалось невозможным. Они обошлись бы дороже, а постройка их потребовала бы больше времени, а всем хотелось устроиться поскорее.

Редактором продолжал оставаться Мансухлал Наазар. Он не одобрял моего нового плана и руководил газетой из Дурбана, где находилось отделение «Индиан опиньон». Наборщиков мы нанимали, но мечтали, чтобы каждый член колонии освоил набор, этот наиболее легкий, но, пожалуй, и самый скучный из всех типографских процессов. Тот, кто не умел набирать, стал учиться. Я до самого конца тянулся в хвосте. Маганлал Ганди превзошел нас всех. Он стал искусным наборщиком, хотя до этого никогда не работал в типографии, и не только достиг мастерства в этом деле, но, к моей радости и удивлению, скоро овладел и всеми другими видами типографских работ. Мне всегда казалось, что он не отдает себе отчета в своих способностях.

Едва мы устроились в своих новых домиках, как мне пришлось покинуть только что свитое гнездышко и уехать в Иоганнесбург. Я не мог допустить, чтобы работа там надолго оставалась без присмотра.

По приезде в Иоганнесбург я рассказал Полаку о предпринятых мною важных переменах в жизни. Радость его была беспредельной, когда он узнал, что чтение книги, которую он мне дал, привело к столь благотворным результатам.

— Можно ли и мне принять участие в этом новом начинании? — спросил он.

— Конечно, можно, — ответил я, — если вы хотите примкнуть к колонии.

— Я готов, — сказал он, — если только вы примете меня. Его решение привело меня в восторг. За месяц он предупредил своего шефа, что оставляет работу в «Критике», и сразу же по истечении этого срока переехал в Феникс. Будучи человеком очень общительным, он быстро завоевал сердца всех обитателей Феникса и скоро стал членом нашей семьи. Простота была свойством его натуры, и он не только не нашел жизнь в Фениксе непривычной или трудной, но, наоборот, почувствовал себя там как рыба в воде. Однако я не мог позволить ему оставаться там долго. Мр Ритч решил закончить свое юридическое образование в Англии, и для меня было просто немыслимо вести одному всю работу в конторе. Поэтому я предложил Полаку место стряпчего в своей конторе. Я думал, что в конце концов мы оба отойдем от этой работы и переселимся в Феникс, но этому никогда не суждено было осуществиться. Характер у Полака был таков, что раз доверившись другу, он уже всегда и во всем стремился не спорить, а соглашаться с ним. Он написал мне из Феникса, что, хотя и полюбил тамошнюю жизнь, чувствует себя совершенно счастливым и надеется на дальнейшее развитие колонии, все же готов оставить ее и поступить в мою контору в качестве стряпчего, если я считаю, что так мы быстрее осуществим наши идеалы. Я очень обрадовался его письму. Полак покинул Феникс, приехал в Иоганнесбург и подписал со мной договор.