Василий Козаченко - Молния

Сейчас он тоже молчал не от испуга. Сразу, как увидел Горобца, вспомнил: в тюрьмах к арестованным часто подсаживают провокаторов. Об этом он не раз читал в книжках, слышал от старших и от Максима.

Да и не до разговоров ему было сейчас. Совсем другие мысли тревожили его. Ничего страшного не произошло.

Ничего они не видели, подержат да и отпустят. А вот...

передаст кто-нибудь из тех, кто ему сейчас встретился на пути, о его аресте домой? И домашние, догадаются они сказать об этом Сеньке Горецкому? И можно ли сделать что-нибудь, чтобы предупредить Максима, если он не узнает об этом сегодня?

Втолкнув Леню в камеру, Дуська сообщил об этом случайном аресте начальнику полиции Тузу.

Тот все выслушал, но дальше докладывать не торопился. Ему самому не терпелось выслужиться, засвидетельствовать перед начальством свое усердие и сообразительность, и для начала Туз своей властью послал к Лене домой Дуську и Оверка - нагрянуть, застать врасплох, произвести в хате и во дворе обыск, и при этом родным про арест Леньки - ни слова.

Но внезапный этот обыск, длившийся около часа, не дал почти ничего. Дуська вел себя так, словно о существовании какого-то там Леньки и не подозревал, а просто обыскивал хату с одиой-единственной целью убедиться, не спрятано ли где оружие или краденый подсолнух.

Однако ж, не найдя никакого оружия, Дуська прихватил с собой стеклянный пузырек со столярным клеем.

Клей этот для Дуськи и Туза был уже убедительным вещественным доказательством, потому что цветом и крепостью он весьма напоминал тот, каким приклеены были листовки у завода и на станции.

Добыв такие доказательства, Туз доложил об аресте начальнику жандармского поста Шроппу.

Шропп с такими делами не тянул. Потратив ровно столько минут, сколько нужно было, чтобы коротко расспросить Туза, он тут же доложил обо всем Форсту. Оберштурмфюрер приказал немедленно привести арестованного.

Позже Форст так и не мог объяснить себе, отчего при взгляде на этого высокого, худощавого юношу с продолговатым лицом и красивыми, большими глазами он вдруг почувствовал какое-то странное, острое волнение.

Внимательно вглядываясь в спокойное Ленино лицо, Форст нарочито небрежным тоном спросил:

- Ты чего по ночам шляешься?

Полные, еще по-детски пухлые губы юноши растянулись в улыбке.

- А я не шляюсь.

- Как это не шляешься?! Ты что, про комендантский час не знаешь?

- Знаю, - еще шире улыбнулся юноша. - Но меня ведь после комендантского часа задержали.

- А за что же тебя задержали?

- А я и сам не знаю.

- Как так не знаешь?!

- А вот так. Не знаю - и все.

- Ты мне, парень, не крути! Я этих фокусов-покусов не люблю, - начал неожиданно для себя сердиться (что с ним случалось очень и очень редко) Форст. - Ты лучше честно признавайся.

Помолчав с минутку, сдержав внезапный гнев (потом он понял, что парень раздражал его своей улыбкой, спокойствием, твердыми, независимыми ответами), спросил:

- Местный?

- Да.

- Как зовут?

- Леонид.

- Да... Нет, подожди, я не про то. Name, то есть я хотел сказать фамилия?

- Заброда.

- Как? Как? - словно ужаленный, подскочил Форст.

- Заброда.

- Ленья Запрода? - переспросил жандарм, чувствуя, как в груди что-то оборвалось и он, охваченный мгновенным страхом, теряет в себе уверенность, потому что все, что он так старательно подготовил, гибнет, ускользает у него из-под рук. Пусть этот Леня только ниточка, пусть даже самая тоненькая, но если ее неосторожно оборвать, Форст навсегда потеряет след, который ведет в типографию "Молнии", к центру основного гнезда большевистских конспираторов.

- Когда его задержали?! - выпучив глаза, закричал Форст.

Оказалось, что уже больше трех часов назад.

- Кто?! - окончательно теряя выдержку, проревел Форст. - Кто... Кто его арестовал?!

Иа лисьем Дуськином лице отразилось замешательство. Он смущенно и все-таки браво вытянулся.

- Ты?!

С неожиданной для его солидности легкостью и гибкостью Форст выскочил из-за стола, остановился перед Дуськой и, нагнув голову, какое-то мгновение сквозь стеклышки очков внимательно в него вглядывался. Глаза его стали узенькими и колючими, как два гвоздика. Он крепко сжал губы, в их уголках набухали и лопались пузырьки.

- Ты, ты... - Он просто задыхался от ярости. - Кто тебе позволил? Ты что, приказ забыл? Да ты знаешь, что ты натворил? Знаешь?

И, сбив с Дуськиной головы шапку, Форст обеими руками вцепился в реденький полицаев чуб и, волоча Дуську за собой по комнате, выкрикивал:

- Знаешь? Знаешь? Знаешь, скот-тина?!

Все застыли, вытянувшись в струнку, как громом пораженные.

А Форст, протащив Дуську по комнате, бил его изо всей силы пухленькими кулачками в морду, потом дал пинок в зад и наконец, совсем уже обессилевший, завизжал:

- Вон! Вон с глаз моих! Все вон!

Полицаи и жандармы, подталкивая впереди себя вконец пораженного Леню, еле протиснулись в дверь.

"Сбесился он или что? - думал Леня, сдерживая усмешку. И про себя решил: - Теперь меня, наверно, отпустят".

Но он ошибся. Его снова втолкнули в камеру к Савке Горобцу.

Форст, оставшись в комнате один, грузно опустился в кресло.

Идиоты! Дураки! Кретины! Не спросить разрешения!

Так все перепутать! Вместо того чтобы проследить, загнали на паровоз и все сорвали! Теперь все может прахом пойти, а то и пошло! Три часа! Конечно, они уже все предупреждены, насторожились, приготовились... Может, еще удастся задержать и арестовать кое-кого... Но типографии ему уже, наверно, не увидеть. Они спрячут ее, перенесут или уничтожат. И он, такой всегда осмотрительный, изобретательный, он останется с носом... Нет, надо действовать! Сразу! Немедленно!

Но как? Что делать? С чего начинать?

Отпустить парня и дать им время успокоиться? Но где гарантия, что они будут действовать именно так, как ему хочется?

Нет! Не годится!

Одна-единственная остается неверная, а все-таки надежда, что они еще не успели известить друг друга, что...

А может, они действительно ничего не знают про этот идиотский арест?

Значит... Значит, бить тревогу сию же минуту, напасть и арестовать, обыскать. Пока не спохватились...

За полчаса все силы жандармерии и полиции были подняты на ноги; всего под рукой оказалось вместе с отрядом Форста и несколькими надежными солдатами из "Тодта" (охрану лагеря военнопленных Форст трогать побоялся) тридцать пять человек. А этого, чтобы сразу, одновременно накрыть девять "точек" (так выходило по его расчетам), было явно недостаточно. Надо ведь не только арестовать десять - двенадцать человек (которые, кстати, могут оказать вооруженное сопротивление), но и обыскать, причем обыскать молниеносно. Стало быть, хочешь не хочешь, операцию надо разбить на два этапа.