Андрей Ганин - Атаман А. И. Дутов

Стартовые условия карьеры Дутова как сына казачьего генерала и представителя войсковой элиты были благоприятными. Однако и сам будущий атаман зарекомендовал себя до 1917 г. хорошим, храбрым и амбициозным офицером. Академическая неудача больно ударила по его самолюбию. Он ушел в частную размеренную жизнь в провинциальном Оренбурге, отказался от карьеры. Однако в условиях катастрофы 1917 г. в нем возродилось стремление к самореализации. Он принял новые правила игры и сам стал активно играть по ним, уловил веяние времени, несмотря на то что в обстановке 1917 г. будущее выглядело весьма неопределенным.

Порожденный 1917 годом, он стал во многом типичным продуктом той эпохи и характерным казачьим политиком. Прежде всего, уже в 1917 г. перед нами предстал совершенно другой человек – карьерист, приспособленец, достаточно изощренный демагог и интриган. Фигура малопривлекательная. При этом Дутов не шел на поводу у толпы, не был ничьей марионеткой, что приписывали ему позднее некоторые недобросовестные авторы, а действовал так, как считал правильным. Он хитрил, старался уйти от ответственности, иногда вел двойную игру.

В атаманы Дутов попал, конечно, на волне своей петроградской популярности. Однако он превратился в казачьего вождя, в какой-то степени выразителя казачьих интересов. В годы Гражданской войны Дутову удалось повести за собой тысячи казаков. Почему это произошло? Явилось ли это следствием политики большевиков или же стало результатом неизбежного повышения роли личности в условиях Смуты, авторитета Дутова и его действий? Скорее всего, истина находится где-то посредине.

Являлся ли Дутов выразителем интересов огромной массы казачества? Или же, наоборот, действия самого атамана как сильной личности предопределили вовлечение казачества в Гражданскую войну, а без него серьезного сопротивления Советской власти оренбуржцами оказано бы не было? Думаю, ответ на этот вопрос у каждого свой.

Дутов любил комфорт и был тщеславен – все это, безусловно, отрицательные черты для вождя Гражданской войны. Вызывает недоумение количество именных частей, шефом которых он числился. В частности, при атамане на Южном Урале были сформированы Оренбургский стрелковый добровольческий полк имени атамана Дутова (в 5-й Оренбургской стрелковой дивизии) 2450, Атаманский дивизион и 16-й Карагайский генерала атамана Дутова казачий полк, который, кстати, несмотря на шефство, к сентябрю 1918 г. «обносился, оборвался, обезлошадился» 2451. Имя Дутова носила и пехотная рота Оренбургского военного училища 2452. Кстати, в знак уважения к оренбургскому атаману в Забайкалье в период Гражданской войны был сформирован 2-й конный атамана Дутова полк, вошедший в состав Маньчжурской атамана Семенова дивизии.

Разумеется, Дутов мог достичь значительно больших результатов, если бы не допустил в период своего управления Южным Уралом нескольких стратегических ошибок. Одной из основных ошибок Дутова и других вождей антибольшевистского сопротивления была значительная мягкость установленных ими режимов, хотя представители «революционной демократии» по традиции называли белых вождей диктаторами. Как отмечал один из видных деятелей антибольшевистского движения оренбургского казачества Г.В. Енборисов, «мне это примиренчество ужасно не нравилось. Дутов тоже на это был не тверд, очень уж он был «общественный», что к его погону и не шло» 2453.

Конечно, диктатором в полном смысле этого слова Дутов не был – в период Гражданской войны на территории России таковым являлся, наверное, только Ленин. Во-первых, власть Дутова, пусть во многом и формально, но все же была ограничена Войсковым Кругом, и за период Гражданской войны оренбургский атаман трижды проходил процедуру перевыборов на свой пост, причем все четыре Войсковых Круга, прошедших в этот период, выразили доверие и самому Дутову, и Войсковому правительству. Кстати, незаконные решения Дутова казаки иногда опротестовывали. Например, летом 1918 г. он единолично распорядился освободить свою родную Оренбургскую станицу от общеокружных повинностей. Чрезвычайный съезд 1-го военного округа посчитал такое решение незаконным и отменил его 2454.

Вызывает по меньшей мере усмешку утверждение, что «Дутов, проходя процедуру демократических выборов, был как глава правительства и наказной (! – А. Г. ) атаман гораздо легитимнее, чем главы других Белых правительств» 2455.

Большевистское правительство было вовсе не легитимно и тем не менее удержало власть. Легитимность же Дутова и других белых вождей никакого значения для победы в Гражданской войне не имела. К тому же, несмотря на Войсковой Круг, Дутов, по мнению генерал-майора А.Н. Гришина-Алмазова, все равно «делал что хотел» 2456.

Во-вторых, 1917 г. слишком сильно размыл все представления о рамках дозволенного, и любое, даже незначительное стремление власти к наведению порядка после поворотных событий того рокового для России года воспринималось распустившимся населением как ущемление его прав. Как и в 1905 г., население в 1917 г. восприняло свободу как освобождение от каких бы то ни было обязанностей в отношении государства. Старые методы управления в такой ситуации уже не годились – население не подчинялось. Воспринималась только сила. Между тем нет никаких данных о развязывании Дутовым кровавого террора на Урале, что пытались, а иногда пытаются и по сей день инкриминировать ему некоторые историки. На основе многолетнего изучения истории России конца XIX – первой четверти XX в., включая период Гражданской войны, не могу не прийти к, быть может, жестокому, но основанному на документальных данных выводу о том, что белым для победы в Гражданской войне необходимо было подвергнуть население подконтрольных им территорий геноциду, как поступали на своей территории красные. На такой шаг белые, разумеется, ни при каких обстоятельствах пойти не могли.

Впрочем, для полной победы над большевиками жестко и даже жестоко должны были бы действовать все антибольшевистские лидеры, а не один только Дутов. Однако приходится признать, что вожди Белого движения, в отличие от их противника, так и не поняли всей сложности стоявшей перед ними задачи, не осознали необходимости бросить все и не останавливаться перед самыми жесткими мерами для достижения победы. Сколько бы ни говорили о белом терроре, очевидно, что белые вожди – люди, порожденные старым режимом, не могли представить себе тот масштаб насилия, который был необходим в 1917–1922 гг. для достижения победы над врагом. Такое представление, однако, имелось у закаленных годами нелегальной борьбы большевиков, которые ради захвата власти не остановились перед тем, чтобы залить всю страну кровью своих же соотечественников. Впрочем, их методы воздействия не сводились к одному лишь террору, составляя довольно жестокую, но при этом эффективную систему управления. Не секрет, что большевистские лидеры сумели понять то, чего не сумели их оппоненты, военные профессионалы по другую линию фронта – принципы ведения войны в новых условиях, сумели соединить войну и политику, о чем писал еще К. фон Клаузевиц и что не удалось белым. Именно создание массовой Красной армии под управлением квалифицированных офицеров старой армии, контролировавшихся комиссарами, а также выдвижение понятных и привлекательных для большинства населения лозунгов принесло большевикам победу (в течение 1919 г. средний ежемесячный прирост численности РККА составил 183 000 человек 2457, для сравнения – общая численность Вооруженных сил на Юге России к 5 октября 1919 г., в период максимальных успехов, достигала всего лишь 153 082 человек 2458, в РККА на ту же дату числилось уже 2,5 миллиона бойцов). Конечно, можно говорить о военно-географическом преимуществе красных, позволявшем им действовать по внутренним операционным линиям, о том, что мобилизационный ресурс подконтрольных белым областей был истощен, однако и у белых были свои преимущества, но эффективно воспользоваться ими они не сумели. В итоге организация победила импровизацию. Каждый решает для себя сам, на ком лежит большая ответственность за трагическую судьбу нашей родины в ХХ в. На белых ли, с их во многом интеллигентским отношением к Гражданской войне, или на красных, придерживавшихся принципа «цель оправдывает средства».