Даниил Краминов - Дорога через ночь

Песчано-глинистая обочина была рыхла и грязна, ползти было тяжело и неприятно, но мы не замечали этого. Впереди где-то почти рядом находились фольксштурмисты. Мы уже слышали их голоса и, одолев еще несколько метров вязкого пути, приблизились настолько, что могли уловить даже разговор.

Хриплый голос жаловался на то, что уже давно не имеет вестей от своего сына с Восточного фронта. Мать измаялась дома: "похоронки" боится.

- Там теперь, говорят, такая мясорубка идет, - сочувственно отозвался другой, - такая мясорубка, что не приведи господь.

- Чем только это кончится? Чем только это кончится? - повторял первый, и нельзя было понять, интересует его исход "мясорубки" или ожидание вестей от сына.

- Чем? - злорадно переспросил третий и сам же ответил: - Ясно чем: погонят нас из России так, что пятки будут сверкать, а напоследок такого пинка под зад дадут, что мы кубарем до самого дома катиться будем.

- Как же это так получается? - продолжал недоумевать хриплый голос. Вести плохие, а лейтенант только вчера в пивной говорил, что победа у нас уже, можно сказать, в кармане. Как же это получается?

- Там теперь такая мясорубка идет, - повторил другой, захваченный, видно, страшной картиной боев. - Такая мясорубка идет там, недалеко от Волги.

- От Волги нас уже погнали, - продолжал мрачно злорадствовать третий. - Погнали от Волги, на тысячу километров погнали. Погонят и дальше. А потом такого пинка дадут...

- Неужто на тысячу километров погнали и дальше погонят? - Нотки беспокойства в хриплом голосе стали еще сильнее. - Неужто еще дальше погонят?

- Из России гонят и отсюда погонят, - уверял третий, не отвечая. Отовсюду погонят.

- И чего ты радуешься? - укоризненно спросил второй. - Чего радуешься?

- Зло меня берет, зло, и больше ничего. Нам говорят, что мы мир весь покорили, а мы даже этот дурацкий мост на одну ночь без присмотра оставить не можем. А кому он нужен, этот мост?

- Как кому? - возразил второй таким тоном, будто достоверно знал, кому мост нужен. - Говорили же сегодня, что в лесу какие-то подозрительные люди бродят.

- Мало ли тут людей!

- Мужчин видели, - многозначительно напомнил собеседник. - А откуда тут мужчинам быть? Беглецы, наверно. А то еще и партизаны даже.

- Партизаны! Скажешь тоже! Откуда тут партизанам быть? Это же не Россия.

- Россия не Россия, а партизаны тут тоже есть. Лейтенант вчера в пивной так и сказал, что Москва всем коммунистам приказ дала, чтобы везде немцам в спину стрелять, мосты взрывать, дороги портить и все такое.

- Коммунисты! - недоверчиво повторил злорадствовавший. - Откуда они тут? В городах раньше водились, да все перевелись. А в лесу...

Он осекся, не кончив. В темноте, явственно приближаясь, грузно шлепали сапоги или бутсы. Подбитые гвоздями, они задевали за металл шпал, издавая резкий, скребущий звук: скрык, скрык... Солдаты затопотали, вскакивая, и выжидательно замолчали.

Подошедший, судя по голосу, был моложе. Он начальственно осведомился, как тут у них, на что последовал торопливо-услужливый ответ, что тут, слава богу, все в порядке. Начальственный голос предупредил, чтобы были начеку и смотрели в оба, и подчиненные с той же готовностью заверили, что они начеку и будут смотреть в оба. Несколько смягчаясь, начальник спросил, нет ли у кого папиросы, и руки поспешно зашарили в карманах. Вспыхнувшая спичка тут же спряталась в большой пригоршне. Вырвавшийся из нее свет ударил в костлявое лицо с тяжелым подбородком, который подпирался стоячим воротником со знаками СС.

До этой секунды уничтожение поста представлялось нам только необходимостью. Тяжелой, опасной и неприятной необходимостью. Мы не испытывали к этим пожилым немцам ни особой вражды, ни ненависти. Они были лишь препятствием нашему замыслу, которое следовало устранить. И невольно подслушанный разговор делал задачу еще неприятнее. Но появление рядом эсэсовца - врага, которого мы ненавидели до бешенства, до отвращения, подействовало на нас, как удар молнии. И, хотя разумнее было бы подождать, когда уйдет молодой и сильный эсэсовец, все четверо, точно подброшенные одной пружиной, вскочили на ноги и ринулись вперед.

Семь-восемь шагов, которые разделяли нас, были покрыты в несколько секунд. Мы свалились на немцев так неожиданно, что эсэсовец скорее с любопытством, чем с тревогой выкрикнул:

- Вэр ист да? - Кто тут?

- Да зинт вир, - негромко, но с кипящим ожесточением ответил Устругов по-немецки и обрушил на голову охранника приклад автомата. Сбив его с ног, Георгий продолжал гвоздить эсэсовца, повторяя, однако, по-русски: - Тут мы, тут мы. Гробокопатель... мы, мы...

Эсэсовец был мало похож на Гробокопателя, который пробовал свои кулаки на Устругове, но мой друг увидел в нем своего мучителя. Он продолжал молотить охранника, не замечая, что схватка уже кончилась и рядом с убитым эсэсовцем лежали утихнувшие навсегда фольксштурмисты. Стажинский поймал Георгия за плечо. Тот выпрямился, тяжело дыша.

- А в могилу все-таки, Гробокопатель, не ты меня, а я тебя загнал, пробормотал он, - не ты, а я... я...

- Да это же не Гробокопатель, - поправил Стажинский, покоробленный очевидной ошибкой. - Гробокопатель - широкоплечий, большерукий, а этот...

- Гробокопатель это, - упрямо повторил Устругов, повышая голос. Гробокопатель... Мне-то лучше знать...

Поймав руку поляка, я пожал ее.

- Возможно, Гробокопатель, - сказал тот, правильно поняв пожатие, даже вероятно Гробокопатель...

И тут Устругов вдруг странно хихикнул, потом ожесточенно выругался и сплюнул.

- Черт с ним! Гробокопатель или не Гробокопатель, одним мерзавцем все равно меньше стало...

Мы послали Лободу за теми, кто ждал внизу, у насыпи. И пока они лезли вверх, падая и чертыхаясь, мы сбросили убитых с полотна. Георгий и я стали у ворот в колючей ограде, чтобы помочь партизанам не потеряться во тьме.

- Шагов десять вперед и влево вниз, - тихо говорили мы идущим мимо. Влево и вниз.

- Зачем вниз? - переспросил Деркач. - С насыпи атаковать барак легче.

- А пулемет? - напомнил ему Георгий. - Ты же знаешь, от него может спасти только насыпь.

- Да, пулемет уложит всех, если захватит тут хоть на полминуты, - с уверенностью профессионала оценил бывший командир пулеметной роты.

Гэррит задержался в воротах, схватив меня за борт пиджака.

- Как по-русски приказ "открыть стрельбу"?

- Огонь! О-гонь. О-гонь. Запомнил?

- Почему же "огонь"? - обескураженно переспросил новозеландец, отчетливо повторяя по-русски слово "огонь". - Когда кто-нибудь кричит "огня", ему подают спички, но никто не стреляет.

- Я объясню разницу потом, обязательно объясню, - торопливо заверил я. - А сейчас просто запомните: "Огонь! О-гонь". Вы услышите, конечно, "а-агонь!", но это все равно.