Даниил Левин - Донецк через прицел видеокамеры

© Даниил Левин, 2018

ISBN 978-5-4493-7638-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Весной 2015-го меня и моего оператора Стаса (чуть позже я ещё познакомлю вас с ним) приглашает на день рождения подруга. Такие радостные и редкие события в напряжённом графике съёмочной группы на войне, – конечно, настоящее счастье. На улице прекрасная погода, светит солнце. У меня в руках красивый букет, у Стаса— подарок. Оба нарядные, готовы к празднику.

Большинство таксистов в Донецке работают на машинах марки «Ланос». Кто не знает, это нечто среднее между «Жигулями» и «Део». Мы – такие красивые – и слышать ничего не желаем о поездке до дома подруги на подобном транспорте.

Вызывая такси, я уверенно произношу «нам, пожалуйста, что угодно, только не „Ланос“». Хочется всё таки произвести впечатление во время праздника. И не важно, что выходящими из салона у подъезда нас даже никто не увидит. «Да, конечно, подберу вам машинку», – обнадёживает нас диспетчер.

Через несколько минут раздаётся звонок от водителя – можно выходить. В голове мелькает мысль спросить, не на «Ланосе» ли шофёр, но уж до полного абсурда ситуацию решаю не доводить. Думаю, мы ведь всё уточнили заранее.

Едва ли не вприпрыжку спускаемся по лестнице. У подъезда, действительно, стоит не «Ланос»… А «Черри»! Это такая маленькая букашка. Аналог «Смарта», только эконом-вариант. Чего уж там, это даже хуже «Ланоса». Но не он ведь! Так что даже не придраться.

Водитель – огромный бородатый мужчина – размером почти со свою малолитражку. Ах да, чуть не забыл – она крайне нелепого салатового цвета.

Я у подъезда Али

Идентифицировать в Донецке не местного, а тем более русского, а тем более российского журналиста – крайне просто. В первую очередь, отсутствие характерных «шо» и «хэ» в речи (хотя я с большим удовольствием, даже с любовью и без тени сарказма пытаюсь копировать говор).

Кроме того, выдаёт нас и несколько иной менталитет (взять хотя бы причуду с выбором машины для поездки). Вот и владелец салатовой «Черри» сразу понимает, кто у него в салоне.

– Переднее стекло с моей стороны разбито, видите? – неожиданно начинает беседу водитель.

– Видим, – отвечаем мы.

– Пуля пробила, – продолжает шофёр так невозмутимо, как эту фразу может произнести только донецкий таксист, – тоже вёз ваших коллег, ребят с «Лайфньюса». Летом 2014-го в ту ночь, когда убили оператора «Первого канала» Анатолия Кляна. Было сразу понятно, что какая-то мутная история назревает. Позвали всех журналистов снимать, как солдатские матери пойдут к воинской части просить отпустить их детей. А кто организатор, почему в такое позднее время – непонятно. Всё стало ясно, когда по колонне репортёров начинают стрелять. Провокация! Спасибо, живые оттуда уехали. А стекло я специально не стал менять – пускай будет на память о втором дне рождения.

Разумеется, эту историю мы слышали от многих очевидцев того жуткого происшествия. Любопытно в этой беседе другое – спор, который завязывается с водителем чуть позже. А начинается он со вскользь брошенной шофёром фразы:

– Да ладно, вы же – репортёры – кайфуете от этого!

– От чего – этого? – недоумевающе переспрашиваем мы.

– Ну как, война, обстрелы – опасность, в общем.

– А мы, уж поверьте на слово, и не кайфуем вовсе.

Наш ответ просто ошарашивает водителя. Мысль о нашей жажде экстрима и приключений кажется ему настолько очевидной, что он даже приходит в замешательство.

– А зачем же вы тогда ездите в горячие точки? – удивлённо интересуется он.

О, сколько раз мы слышали этот вопрос. Заботливым тоном так говорят близкие, с недоумением знакомые, с неподдельным интересом все остальные. Не знаю мысли коллег по этому поводу. Я могу с уверенностью говорить только от своего имени.

С оператором Стасом на съёмках

В первую очередь, для меня как журналиста это колоссальный опыт. В дебютную командировку в зону боевых действий в Донбасс я отправился, когда мне было всего девятнадцать лет. Самому до сих пор интересно, многие ли знали о том, что до этой поездки мне приходилось работать в прямом эфире только дважды. А уже в самый первый день моего пребывания в Донецке мы включались 1 1 Включаться – выходить в прямой эфир четыре раза.

Всего за время работы на телеканале у меня было пять поездок в зону боевых действий общей длительностью семь месяцев. Плюс ещё одна командировка до начала войны. Весной 14-го я провел в Донбассе несколько недель – депортировали меня за два дня до провозглашения независимости (в дальнейшем я, конечно, расскажу об этом подробнее).

Пока продолжу отвечать на вопрос про мотивацию. В охваченный войной Донецк я каждый раз отправлялся для того, чтобы быть очевидцем значимых для всего мира событий. Ведь потом этот вооружённый конфликт войдёт в учебники по истории (если уже не вошёл).

Я искренне – возможно, несколько наивно – чувствую себя летописцем на передовой. Автором сюжетов, которые через несколько десятилетий кто-нибудь посмотрит, чтобы узнать, как там всё было.

Впрочем, тебе, дорогой читатель, предлагаю не ждать так долго и прямо сейчас пережить значимые моменты, которым мы все стали современниками, а лично я ещё и свидетелем.

У меня очень плохая кратковременная память: не получается зафиксировать имя человека, представившегося несколько минут назад, или какую-ту дату, озвученную только что. Однако нет сомнений в том, что адрес Чапаева, 4, услышанный мною во время зимней командировки в Донецк, останется в моей голове на всю жизнь.

У пятиэтажного здания, расположенного по этому адресу, я с оператором Стасом оказываюсь примерно через полчаса после того как первый снаряд попадает прямо в здание, второй разрывается неподалёку. Один из осколков, пролетев сорок, а, может, и пятьдесят метров, убивает пожилую женщину, которая находится в соседнем частном доме.