Вильгельм Хёттль - Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938-1945

«Его высокопревосходительству, кавалеру… и так далее и тому подобное…

Нижеподписавшийся глава правительства желает проинформировать вас о том, что то, что происходит с вашим высокопревосходительством, совершается в ваших же личных интересах, поскольку нами получены достоверные сведения о серьезном заговоре против вашей личности. Сожалея о происходящем, нижеподписавшийся сообщает, что в целях обеспечения вашей безопасности он готов отдать распоряжение о доставке вас с соответствующей церемонией в любое место, которое ваше высокопревосходительство изволит назвать.

Подпись ».

Я продиктовал ответ и сказал, что предпочитаю отправиться в Рокку-дель-Каминате.

Через некоторое время полковник Таболлини сообщил мне, что в Рокку был послан генерал, проверивший, все ли там в порядке, который удостоверил, что все в норме. Так прошел понедельник.

Полковник Хирико, майор Бонитатибус и полковник Таболлини частенько ко мне наведывались и вели разговоры по самым различным темам (никогда не забуду доброту жены Таболлини, которая обычно приносила мне мороженое и чай). Ко мне приходили также генерал Дельфини – доктор и подполковник Сантилло из Казерты, которого очень беспокоила потеря провинции Казерта, что было конечно же глупо.

Я убежден, что скоро попаду в Рокку, однако часов в десять вечера во вторник меня попросили спуститься вниз и передали генералу Полито из военной полиции, в котором я узнал старого друга, бывшего тогда комиссаром полиции, с которым я работал в течение семнадцати лет и которому доверил не одну удачно проведенную полицейскую акцию.

Вместе с ним мы отправились в путь, болтая о том о сем, и, наконец, я определил направление нашего движения. Это была дорога на Фламиниан и не на Аппиан, а на Гаэту. Вот мы проехали Моло-Чиано и свернули в гавань, где нас ожидал корвет «Персефона» с адмиралом Маугери на борту, одетым в мундир со всеми регалиями и выглядевшим весьма элегантно. При отплытии я встретился с зятем профессора Фругони. После короткой остановки в Вентотене мы направились к острову Понца, куда прибыли часов в одиннадцать. Это место не было резиденцией по моему выбору, которое я вряд ли бы и выбрал. Обращение со мной радушное. В первый же день полковник Пелаги, затем полковник Меоли и подполковник ди Лоренцо были весьма озабочены обеспечением моей безопасности, хотя, по моему мнению, опасность мне угрожала не более чем любому другому индивидууму.

Муссолини

Понца, 2 августа 1943 года

1. Это – конфиденциальное сообщение, которое я доверил полковнику Меоли и о котором он не имеет права рассказывать кому-либо без моего разрешения.

2. Вполне возможно, что оценки, даваемые мною, не совсем соответствуют действительности, поскольку с 25 июля я полностью изолирован и, по сути дела, не знаю, что происходит в мире с тех пор.

М.

26 июля 1943 года

I. Мне очень хочется поблагодарить маршала Бадолио за его заботу о моей личности.

II. Единственным местом своей резиденции я хотел бы иметь Рокку-дель-Каминате, куда готов отправиться в любое время.

III. Заверяю маршала Бадолио, что, учитывая наше сотрудничество в прежние дни, я готов не только не учинять какие-либо трудности, но и продолжать наше сотрудничество.

IV. Согласен с принятым решением о необходимости продолжения войны против союзников, как этого требуют честь и интересы нашей страны, и надеюсь, что задача, возложенная на маршала Бадолио его величеством королем, слугою которого я был двадцать один год и остаюсь до сего времени, будет выполнена успешно. Да здравствует Италия!

Муссолини

Все, что происходит, предопределено заранее, и если не должно было произойти, то и не произойдет.

В том, что касается благодарности, животные превосходят человека, так как руководствуются инстинктами, а не разумом.

Диктаторы, как оказывается, не имеют выбора. Они не могут отойти в сторону, они должны пасть, невзирая на то, что их падение не принесет счастья. Даже когда их перестают бояться, их либо ненавидят, либо любят.

То, что мы называем жизнью, – не что иное как невидимая точка между двумя вечными истинами – прошлым и будущим. Утешительная мысль!

В последнее время меня заинтересовали две книги – «Жизнь Иисуса» автора Риччиотти и «Джиакомо Леопарди» Сапонаро. Леопарди был тоже, в определенном смысле, распят.

Как было угодно провидению, жизнь моя оказалась поделенной на семилетние периоды между решающими событиями: 1908–1909 годы – изгнание из Австрии; 1914–1915 годы – интервенция; 1922 год – марш на Рим; 1929 год – примирение государства с церковью; 1936 год – создание империи; 1943 год – ниспровержение; 1950 год – смерть… наконец-то!

Понтинские размышления закончены, так как в час ночи сегодня я был разбужен со словами:

– Появилась опасность! Мы должны покинуть это место!

Я быстро оделся, забрал свои бумаги и кое-какие вещички и отправился на борт крейсера, который меня ожидал. Там меня встретил адмирал Манцони, который сказал, что местом нашего назначения является остров Маддалена, неподалеку от Сардинии.

Мысли мои нынче возвратились к Бруно. Пошел второй год со дня его смерти. При сложившихся обстоятельствах я чувствую его потерю глубже, чем прежде. Дорогой Бруно! Его фотокарточка стоит передо мною, когда я пишу эти строки на новом месте изгнания.

Наше путешествие длилось двенадцать часов по неспокойному морю. Вилла, в которую я помещен, принадлежала ранее англичанину по имени Уэббер и прекрасно расположена. Ее окружает большой сосновый парк, окна выходят на море, а на горизонте виднеются суровые горы Сардинии.

Год тому назад я был на Маддалене, встреченный тогда с большим энтузиазмом местным населением. Ныне же я прибыл сюда тайно.

Кто знает, думает ли кто-нибудь о моем сыне и о том, что он совершил за свою короткую, чудесную жизнь?

Двадцать лет, наполненных работой, оказались за несколько часов прожитыми впустую. Я отказываюсь верить, что в Италии не осталось ни одного фашиста. Может быть, их теперь даже больше, чем было раньше. И насколько горько осознавать, что все ведь – дело рук фашистов и осуществлено людьми, носящими до сих пор эмблему фашизма. Фашизм был движением, прокладывавшим новый путь и заинтересовавшим весь мир. Невозможно, чтобы теперь все лежало в руинах. Когда я оглядываюсь назад, на проделанную работу, задачи, свершения и надежды последних двадцати лет, то задаю себе вопрос: а не происходит ли это все во сне? Не было ли прошлое иллюзией? Было ли все настолько поверхностным и неглубоким? И не имело корней?

К концу первого дня нахождения на Маддалене меня охватила глубокая меланхолия. Теперь я физически чувствую смерть своего сына Бруно.