Вильгельм Хёттль - Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938-1945

У Муссолини и Чиано были разные взгляды по вопросу заключения сепаратного мира. Так, по мнению Чиано, следовало приложить все усилия для достижения сепаратного мира путем переговоров с западными державами, продолжая войну на Востоке вплоть до окончательного разгрома большевизма. У Муссолини же было противоположное мнение. Чиано, обладавший холодной расчетливостью и разбиравшийся лучше Муссолини в международных вопросах, хотел, чтобы Германия направляла свою экспансию в восточном направлении, чем и была бы занята длительное время, не вмешиваясь в доминирующее положение Италии в Средиземноморье. В основном же он был приверженцем западной идеологии, тогда как Муссолини комплексовал в отношении Великобритании и Америки. Мечтой его жизни было увидеть безоговорочную капитуляцию этих держав. Более того, он считал поражение Англии в войне обязательным условием обеспечения экспансии итальянской империи в Африке.

Как бы то ни было, не только различия во взглядах на внешнюю политику обусловили отчужденность в отношениях между ними. Чиано и его жена несколько раз высказывали мысль, что с ухудшением военного положения социалистические воззрения Муссолини стали проявляться во все большей степени. Дуче довольно часто жестко высказывался против буржуазии и аристократии, выказывая им свое презрение и угрожая уничтожением в будущем. Чиано и его группа были поэтому обеспокоены тем, что Муссолини после войны мог ввести в Италии систему, которая станет мало чем отличаться от российской.

Чиано не очень-то любил национал-социалистскую Германию и даже не старался скрыть это в наших беседах на Штарнбергерском озере. Риббентропа он считал бедствием. Когда он заметил, что я во многом согласен с ним, стал говорить более открыто.

Его оценка отношений между Гитлером и Муссолини уже опубликована довольно подробно. Вначале Муссолини мало задумывался о Гитлере, а то обстоятельство, что он был австрийцем, а не пруссаком, вызывало у него антипатию. Встать на сторону Германии Муссолини побудила не личная симпатия к Гитлеру как лидеру политического движения, подобно ему самому, а сближение наций на политическом поле борьбы, особенно после санкций, принятых Лигой Наций против Италии, развязавшей войну в Абиссинии. К тому же визит Муссолини в Германию произвел на него очень сильное впечатление. Грандиозные военные парады и массовые народные демонстрации, отлично организованные в Берлине, убедили Муссолини в мощи национал-социалистской Германии. Позднее он говорил своему зятю, что у Италии не было другой альтернативы, как маршировать на стороне самой мощной военной державы мира. Его поведение в марте 1938 года, когда Австрия была присоединена к Германии, отчетливо показывает, что он понимал опасность военных акций Италии против своего мощного соседа.

Хотя он и выступал на стороне Германии, у Муссолини, как отметил Чиано, были моменты сомнений и кризисов. Постоянное отсутствие такта у немецкой стороны приводило его в ярость и порой даже к мысли прекратить сотрудничество с немцами. Когда же Чиано и лица, думавшие подобно ему, пытались использовать такие оказии для укрепления чувства независимости Муссолини, он тут же менял свое поведение, заявляя, что ничто не свете не заставит его изменить абсолютно доверительное отношение к немецкому партнеру.

Находясь на штарнбергерской вилле, Чиано, наконец, пришел к согласию с Муссолини в отношении его презрительной оценки итальянского народа. Отчасти это объясняется ситуацией, в которой он находился сам. Он чувствовал, что был обманут, низвержен и отправлен в ссылку. И с горечью соглашался с утверждением Гитлера, что Муссолини «являлся единственным истинным римлянином среди итальянцев». Его антипатия к собственному народу исходила, однако, из другого источника, нежели у Муссолини. Дуче презирал итальянцев – или только говорил об этом, – во-первых, потому что они были слишком слабыми, слишком послушными и слишком миролюбивыми, а во-вторых, поскольку они оставались безразличными к его мечте о громадной империи и не разделяли его диктаторской концепции о величии. Исходя из этого, он хотел, чтобы в Италии были бы более суровые зимы, которые закалили бы народ. Его идеалом были прусская военная дисциплина и организация. Он даже ввел в итальянской армии прусский парадный церемониальный, так называемый гусиный шаг, дав ему название «пассо романо».

Идеалы Чиано отличались от военно-империалистических взглядов его тестя. Он хотел бы видеть свою страну центром духовной и культурной гегемонии в Европе. Его антипатия к народу была скорее инстинктивной и была направлена против совершенно других элементов, чем те, которые вызывали гнев Муссолини. В целом же разочарование обоих вызывалось тем, что народ был неспособен выполнять ту роль, которой они каждый по-своему его наделяли. В этом плане Чиано зашел настолько далеко, что не хотел, чтобы его дети воспитывались как итальянцы и не желал их возвращения в Италию. Почему-то он хотел видеть их скорее кубинцами.

Оценка, данная Чиано причинам, которые привели к падению Муссолини, оказалась при последующем рассмотрении вполне корректной. Он подчеркивал, что действия большого совета не имели ничего общего с заговором короля и Бадолио и что между двумя этими группами никаких контактов практически не было. Значительное число фашистских лидеров, возглавлявшихся Гранди и Боттаи, уже давно поняли, что политика Муссолини приведет Италию к краху. Они считали, что дуче исчерпал себя как физически, так и духовно и был уже не в состоянии справиться с теми большими проблемами, которые создала безнадежная ситуация. Вместе с тем они понимали, что фашистское движение потеряло прежнюю движущую силу, не являясь более инструментом, обеспечивающим решающую роль в тоталитарном государстве. Ими был разработан план, по которому Муссолини оставался главой государства, но в значительной степени терял свои диктаторские права и полномочия. Реальная власть была бы сосредоточена в руках короля, который мог бы вести переговоры с западными державами о заключении мира в надежде, что те проявят полное понимание проблемы и рассмотрят ее безотлагательно. Переговоры должен был сразу же начать Гранди, который уже установил многообещающие контакты с Лондоном через Лисабон и Мадрид. План этот получил единогласную и полную поддержку всех фашистских лидеров, включая даже тех, кто всегда был на стороне Муссолини, таких, как де Боно, де Веччи и Федерцони. Рассказывая об этом, Чиано подчеркнул, что неоднократно обращал внимание Муссолини на необходимость реальной оценки ситуации и принятия мер по выводу Италии из войны. Если бы он сделал это, необходимость переворота со стороны большого совета потеряла бы необходимость. Муссолини согласился со справедливостью аргументов Чиано, но заявил, что измена союзнику в беде не сделает чести Италии. Так что у большого совета не оставалось другой альтернативы, как привести свой план в действие.