Виктор Хелемендик - Всеволод Вишневский

Раненый встал и глянул одним глазом из-под громадного кома грязной марли, окутывавшей распухшее лицо. Секретарь продолжал:

— Еще кандидатура Петра Попова. Они с одного корабля — „Вани-коммуниста“. Попов, встань.

Человек встал. Раздался голос:

— Попов, у тебя какая специальность?

— Машинист.

— Вот и верти, вали. Секретарь докладывал:

— Вот, товарищи, им все и поручим.

— А инструкции какие?

— Какие инструкции? Чудак! Доглядай да поспевай — вот и все».

Так пулеметчик Вишневский после ранения становится чекистом. Задача «доглядать да поспевать» расшифровывалась просто: бороться с контрреволюцией, саботажем, должностными и воинскими преступлениями. 17 июня он получает мандат штаба Заднепровской бригады бронепоездов за номером 2050, который дает «право обыска и ареста всех подозрительных лиц, ношения всякого рода оружия» и по которому «все гражданские и военные учреждения на территории УССР и РСФСР обязаны тов. Вишневскому, помначальника контрразведки, оказывать полное содействие».

Десятки, сотни встреч с людьми — военными и штатскими, рассеянными по стране, охваченной гражданской войной. Попробуй разберись, кто свой, а кто чужой, враг. И Вишневский пристально всматривается в лица, фиксирует детали, обдумывает, взвешивает поступки людей.

«Однажды нам сказали, что появился какой-то подозрительный человек, — вспоминал И. Д. Папанин (будущий герой Арктики в 1919 году служил бок о бок с В. Вишневским). — На вид это был крестьянин — в лаптях, с мешком, засаленный, обросший.

Всеволод потребовал, чтобы он разделся, стали спрашивать у него то, что нужно, а он начал путать. Вишневский предложил распороть всю его одежду. И, представьте себе, что у него нашли мандат — три сантиметра шириной и пятнадцать сантиметров длиной — уполномоченного штаба Деникина…»

Да, Вишневский и в самом деле мог «разгадывать» людей по поведению в той или иной ситуации, используя свою прекрасную память, особенно цепкую на все, что касалось военных дел.

Как-то привели на допрос матроса: ни за что ни про что избил старуху, которая добиралась из Мелитополя к себе домой, в село. Непонятный, даже по тем временам дикий случай. Когда задержали, просил прощения, плакал. Допрос прошел стереотипно, ничего подозрительного. Ну что ж, бывает, иногда человек совершает необъясни-., мое. Облегченно вздохнув, матрос уже собрался было уйти. Но тут Вишневский стремительно шагнул к нему, взглянув в упор, спросил:

— Говоришь, ты плавал?

Матрос утвердительно кивнул, назвал корабль.

— Какие на нем орудия?

— Шестидюймовые…

«Не тут-то было», — отметил про себя Вишневский (когда-то он был на этом судне в Кронштадте) и взял матроса за ворот форменки:

— Как это называется?

— Сорочка…

Раз форменка стала сорочкой — значит, дело ясное. Оказалось, что «матрос» — член группы диверсантов, переброшенных сюда, в Таврию, чтобы проникнуть в ряды Красной Армии. Белогвардейский агент раскрыл шифр, явки, пароли подпольной организации, нити которой тянулись к Харькову и Москве. Телеграфист немедленно (в мандате Вишневского было отфиксировано и право подачи экстренных телеграмм — с надписью «военная срочная») отстучал сообщение. И вскоре по телеграфу последовал приказ из Центра: задерживать всех матросов, одетых как этот — шинель на нем была нерусского флотского образца.

Вместе с Петром Поповым Вишневский участвовал в ликвидации группы контрреволюционеров-подпольщиков в Александровске, задержал нескольких шпионов на станции Долгинцево.

Снова загноилась рана. Лицо опухло. Штаб бригады передислоцировался в Джанкой, и пришлось идти в госпиталь. Тут-то и выяснилось, почему никак не заживает рана: оказывается, Вишневский все это время носил пулю в щеке!

Шрам, оставшийся после операции, впоследствии всякий раз, когда Всеволод волновался, наливался кровью.

Еще зимой, во время следования бронепоезда № 8 на Украину, Всеволод Вишневский был принят в ряды Коммунистической партии, и с тех пор одной из основных нагрузок для него стала политическая работа агитатора.

Его натура жаждала деятельности, выхода энергии, и совсем не случайно Вишневский явился одним из инициаторов создания первых комсомольских ячеек. Едва перебравшись с Волги на Украину, в одном из небольших городков он пишет обращение «К молодежи». Немного наивное, но чистое, страстное: «Наконец-то мы освободились от немецко-гайдамацкого ига. Мы приветствуем в нашем городе рабоче-крестьянскую власть, которая зовет нас к строительству новой жизни! Помните! Будущее в руках современной молодежи, и наш долг во имя нашего светлого будущего принять участие в строительстве новой жизни на основе коммунизма, который приведет человечество к светлому счастью, который ведет к трудовой пролетарской коммуне, где нет богатых и нет бедняков.

Я призываю вас к организации в стройные ряды юных коммунаров, в ряды Коммунистического союза молодежи…»

И подписывает — «Организатор Вишневский».

«Восемнадцати лет я был ходом вещей выдвинут на трибуну», — много лет позже скажет о себе писатель. Выступать приходилось ему перед крестьянами сел Украины, перед солдатами, матросами. Летом 1919 года, принимая во внимание его ораторские способности, Вишневского послали в Севастополь: бригада нуждалась в пополнении. Он призывал черноморцев идти служить на сухопутные броневые «корабли», чтобы покончить с врагами трудового народа. Среди моряков сильны были авантюристические, а то и анархистские настроения: «Когда я готовился выступать, я знал, что каждое слово там должно попадать в цель, иначе тебе никогда второго слова сказать не дадут» — такое ощущение атмосферы этих митингов осталось у Вишневского.

Да, время было крутое: Деникин наступал с юга, нужны новые силы. Весенние бои серьезно обескровили бригаду. Вишневскому удалось завербовать несколько сот человек, и наверняка во многом благодаря тому, что слушателям импонировал внешний вид оратора — перевязанная голова, суровый взгляд из-под густых бровей, а главное — лаконичные, удивительно образные рассказы-картинки боев 1918–1919 годов, в которых ему самому довелось участвовать.

О другом случае, когда выручила сила ораторского воздействия — во время упорнейших боев под Александровском, — сам Вишневский вспоминал с удовлетворением: «Мне пришлось схватиться с кавалеристами, которые не хотели идти на фронт, — не то овса у них не было, не то еще чего им не хватало. Ребята крупные, мрачные, а я один. Долго я их убеждал и в конце концов уговорил: пошли на фронт. Бронеавтомобили и белая конница наседали на нас. Снаряды рвались вокруг. Но и мы в долгу не оставались. Наш комендор — курский толстяк — бил превосходно…»