Махмуд Гареев - Моя последняя война. (Афганистан без советских войск)

И сейчас в новой России некоторые деятели поговаривают о том, что армия вне политики, и она должна только беспрекословно выполнять политические решения. Но как ни раз уже убеждала жизнь (и в 1941 году, и в послевоенные годы при принятии важнейших решений по вопросам военного строительства, и в афганских событиях) отвлеченной политики в чистом виде нет и не может быть. Политические решения могут быть жизненными и обоснованными только в том случае, если они учитывают все стороны дела — и внешнеполитические, экономические, идеологические и в необходимой мере и военно-стратегические соображения. Генштаб, военные люди не могут определять политику, но они должны активно участвовать в квалифицированной разработке ее военных аспектов, игнорирование которых приводит в Ряде случаев и к крупным политическим провалам.

После того, как политическое решение все же было принято, с точки зрения военной наиболее целесообразным, пожалуй, было осуществление более массированного и мощного вторжения в Афганистан. Кстати, в некоторых воспоминаниях последнего времени утверждается, что термин «ограниченный контингент» советских войск установил Д. Ф. Устинов в декабре 1979 г. Возможно это и так. Но такой термин первоначально имел хождение еще в 1968 г. перед вводом советских войск в Чехословакию. Министр обороны Маршал Советского Союза А. А. Гречко на совещании с командармами в Легнице в начале августа 1968 г. рассказывал, что ему предлагали ввести в Чехословакию «ограниченный контингент» войск не более 4–5 дивизий. Но А. А. Гречко был человеком волевым, решительным и по его словам он настоял на том, чтобы вводилось не менее 20–25 дивизий. В частности, 28 армия Белорусского военного округа под командованием генерал-лейтенанта Г. И. Салманова (начальником штаба армии был автор этих строк) вошла в Чехословакию двумя дивизиями (15-я танковая и 30-я мотострелковая). Мы наглядно видели как внезапное вторжение крупными силами позволило с самого начала плотно блокировать важнейшие города, узлы дорог, военные городки, склады и поэтому, если бы даже какие-то воинские части попытались оказать сопротивление, они этого не смогли бы сделать. (Правда, многие чехословацкие военнослужащие отнеслись лояльно или нейтрально к вводу войск Варшавского Договора в их страну.)

Не будем теперь говорить о политических мотивах вооруженного вмешательства СССР и других стран ОВД во внутренние дела Чехословакии. Официальные оценки им уже даны. Но если брать только военную сторону, то безусловно, они были очень хорошо продуманными, решительными, стремительными и в конечном счете эффективными. Самое главное, такие действия позволили быстро стабилизировать обстановку и практически не допустить кровопролития.

Конечно, обстановка в Чехословакии и Афганистане имела существенные различия. Но принцип действий в Афганистане должен был быть примерно таким же, как и в Чехословакии. В частности, в декабре 1979 г. в доверительной беседе мы докладывали Маршалу Н. В. Огаркову, что для быстрой стабилизации обстановки в Афганистане нужно последовательно ввести туда не менее 30–35 дивизий, которые должны были в первую очередь перекрыть границы этой страны с Пакистаном, Ираном, занять все важнейшие населенные пункты, аэродромы, коммуникации и тем самым не допустить проникновения в Афганистан вооруженных формирований, приток оружия, быстро разоружить сопротивляющиеся отряды внутри страны и тем самым лишить оппозицию всякой возможности вооруженного сопротивления. Мною предлагалось даже до ввода войск провести с командирами и штабами командно-штабное учение или военную игру и проверить реальность этих расчетов. Но после принятия политического решения времени для этого уже не оставалось. Не знаю, докладывал ли он эти предложения Министру обороны. После того, как политические решения были уже приняты, эту тему он больше обсуждать не хотел. Позже Николай Васильевич сказал только: «Времена не те и никто «в верхах» на такие действия не пойдет».

Дело уже прошлое, но как теперь представляется, при изложенном способе более массированных действий, обстановка в Афганистане могла постепенно нормализоваться и уже через 2–3 года можно было бы значительную часть войск из Афганистана выводить. Трудно сказать, какими могли быть политические последствия более массированного вторжения в Афганистан, но со всей определенностью можно утверждать, что были бы значительно меньшими человеческие жертвы и материальные издержки афганской войны.

Однако, как обычно бывает при безвольном и дряблом политическом руководстве, было принято половинчатое решение: ввести в Афганистан «ограниченный контингент советских войск», что наряду с другими известными ошибками и просчетами советского и афганского руководства привело к затяжной, изнурительной, разрушительной войне со всеми вытекающими из этого бедствиями.

Исторический опыт показывает, что самые пагубные действия в политике и в военном искусстве — это половинчатые, разрозненные и нерешительные действия. С точки зрения политической и международного звучания в принципе никакой разницы нет вводится в другую страну 2–3 или 20–30 дивизий. Резонанс и внешнеполитические последствия почти одни и те же. Но массированные и решительные действия позволяют в более короткие сроки и с лучшими результатами решать задачи.

Да и посылать войска в Афганистан надо было после тщательной подготовки, придав им организационную структуру, соответствующую условиям выполнения предстоящих задач. Правда, раздаются голоса, что в 1979 г. надо было некоторым политическим и военным деятелям, не согласным с решением о вводе советских войск в Афганистан, поступать так же, как академик А. Сахаров: протестовать против этого решения и даже отказываться выполнять приказ. Слов нет, гражданского мужества многим нашим деятелям явно не доставало. Его иногда легче проявить в боевой обстановке, чем в мирное время. Во всяком случае, в связи с решением по Афганистану никто, в том числе и из военных руководителей, не подал даже в отставку. Но, во-первых, есть большая разница в политическом, юридическом положении, степени ответственности тех, кто выражал общественный протест, и тех, кто получал официальный приказ на выполнение тех или иных действий, связанных с Афганистаном. Любой военный человек знает, какими последствиями чревато невыполнение приказа.

И речь идет не только лично об этом человеке, но прежде всего о пагубности такого примера для разрушения армии, которая без дисциплины и подчинения законному правительству теряет смысл своего существования. Во-вторых, в те времена для абсолютного большинства личного состава нашей армии не было такой ясности, как сейчас в оценке событий, происходящих в Афганистане. Даже высшее советское руководство до конца не предвидело трагические последствия афганской войны.