Махмуд Гареев - Моя последняя война. (Афганистан без советских войск)

Для координации усилий различных ведомств, как всегда, была создана межведомственная комиссия. Но жизнь давно показала, что на заседаниях комиссий, президентских и других советов никаких путных, перспективных решений выработать невозможно, ибо каждая сторона приходит на совещание с выводами и предложениями, выработанными с точки зрения узковедомственных позиций, без учета всех сторон рассматриваемого вопроса.

Любой совет, комиссия могут плодотворно обсуждать какой-нибудь вопрос, если он до этого объективно проработан авторитетным мозговым центром и выработаны предложения с альтернативными вариантами решений. Но ничего этого не было.

На совещаниях же афганской комиссии руководители ведомств говорили одно, а своим подчиненным в Кабуле давали совсем другие рекомендации. Все это отрицательно сказывалось и на нашей работе в Афганистане.

М. С. Горбачев с советскими представителями, работающими в Афганистане, вообще не общался. Сталин во время войны при всем его узурпаторстве систематически лично разговаривал по телефону и телеграфу с командующими войсками фронтов, командармами и даже с отдельными командирами дивизий. Он нередко приглашал их к себе перед принятием важных решений. Я был назначен главным военным представителем в Афганистане и за время пребывания там было два звонка от М. С. Горбачева. Первый раз в апреле 1989 г. во время Джелалабадских событий. Раздался звонок по «ВЧ» (правительственной связи), кто-то из помощников сказал: «Не отходите от телефона, будете говорить с М. С. Горбачевым»… Минут через 15–20 уже другой голос попросил доложить обстановку для Михаила Сергеевича, который, как мне объяснили, собирался со мной говорить, но времени для этого не оказалось.

Второй звонок был в начале ноября 1989 г., когда меня предварительно предупредили, что предстоит разговор с Михаилом Сергеевичем. Через несколько минут я услышал его голос. Он поздравил меня с присвоением воинского звания «генерал армии», поблагодарил за службу и пожелал успехов. В ответ, как положено, я тоже выразил признательность за доверие и заверил, что будем держаться до конца. Еще я успел его попросить прочитать мое последнее донесение с оценкой обстановки в Афганистане. Михаил Сергевич сказал: «Хорошо, прочитаю». Но как потом я узнал, это донесение до него так и не дошло.

Из других советских руководителей мне чаще приходилось встречаться и общаться по телефону с Э. А. Шеварднадзе и В. А. Крючковым. Они несколько раз прилетали в Кабул. Правда, и здесь они больше общались с президентом и представителями своих ведомств. Для разговора с военными советниками времени почти не оставалось. Изредка были телефонные разговоры с Л. Н. Зайковым, который курировал вопросы поставок военной техники в Афганистан. Надо сказать, что Э. А. Шеварднадзе и В. А. Крючков всегда доброжелательно выслушивали наши просьбы, предложения и, как правило, активно поддерживали их.

До 1989 г. оперативные группы Министерства обороны СССР располагались в отдельно расположенных дворце, особняках, оснащенных хорошей связью. В материально-техническом отношении опирались на тыловые структуры 40-й армии (питание, медицинское обеспечение, военная торговля и др.). Но с уходом советских войск все это было свернуто. Нас поселили при посольстве в крайне стесненных условиях и на правах бедных родственников. Это порождало многие неудобства в работе.

В 1988–1989 гг. советским послом в Афганистане был Юлий Михайлович Воронцов, который одновременно являлся первым заместителем Министра иностранных дел. Юлий Михайлович — профессиональный дипломат, один из наших видных и талантливых внешнеполитических деятелей. Родился он в 1929 г. Получив дипломатическое образование с 1952 г. работал в аппарате МИД СССР, затем в советском представительстве при ООН. С 1966 г. советник-посланник посольства СССР в США. С 1977 г. посол СССР в Индии, с 1983 г. во Франции. В 1986 г. стал первым заместителем Министра иностранных дел. В качестве посла в Афганистане он работал уверенно и солидно. Его положение первого заместителя Министра иностранных дел придавало ему политический и дипломатический вес в Афганистане и среди дипломатических представительств других стран в Кабуле, демонстрировало наше особое отношение к Республике Афганистан. Одновременно позволяло более весомо иметь дело с московскими ведомствами и оперативно решать многие вопросы межгосударственных отношений. Вместе с тем чувствовалось, что Э. А. Шеварднадзе и пришедшие с ним в МИД люди были настроены не очень благожелательно к Ю. М. Воронцову. Возможно, одной из причин отправки его в Афганистан было то, что он своей «излишней» компетентностью и самостоятельностью суждений портил картину в тогдашнем МИДе, где в то время в ходу были слова: «Мы наш, мы новый МИД построим — кто был ничем, тот станет всем».

По работе в Москве с Юлием Михайловичем мне приходилось встречаться и ранее. Он всегда производил впечатление основательного, знающего свое дело, высокообразованного и эрудированного человека.

Многие современные, так называемые «карьерные дипломаты», особенно вышедшие из среды переводчиков, не понимают и никогда, видимо, не поймут, что самое главное для посла и вообще крупного дипломата — это прежде всего глубокий аналитический ум, хорошее знание жизни, основательная эрудированность в социально-политических, экономических и общекультурных вопросах. Надо, видимо, хоть немного разбираться и в военных вопросах, поскольку они в наше время занимают немалое место в международных делах. Мне всегда было как-то стыдно и просто коробило, когда какой-нибудь мидовский, посольский работник или журналист начинал с большой легкостью судить о военных вопросах, в которых он совершенно ничего не смыслит.

Кроме этого, как мне представляется, посол, крупный дипломат, чтобы он действительно состоялся в таком качестве, должен быть сложившейся личностью со своей заметной биографией, достойной прожитой жизнью и службою Отечеству. Желательно также, чтобы он имел какой-то опыт управления коллективами людей. Работая всю жизнь «заведующим своим телом» и бегая с папкой по коридорам, невозможно стать полноценным руководителем.

Категория же дипломатов, лишенных всего этого (пусть иногда и способных), обычно на первый план выдвигает схематизированный дипломатический этикет, протольные формальности, бравирование знанием иностранного языка. Порою создается впечатление, что для них уйти от существа вопроса и отделаться ничего не значащими общими фразами, улыбаться и говорить на иностранный лад или заложить ноги по-американски — важнее, чем высказать убедительные доводы и отстоять интересы своей страны.