Маргарита Былинкина - Всего один век. Хроника моей жизни

Отец не мог прийти, ибо давно был прикован к постели облитерирующим эндартериитом. Последние годы он обитал у Марьи Петровны и после защиты прислал мне поздравительное письмо, которое оказалось прощальным.

Привожу полностью это написанное неровным почерком на желтой бумажке письмецо в довольно пафосном тоне, но — я это знаю — искренне и от души.

Дорогая Маргариточка!

От всего сердца рад за тебя, горжусь тобой и поздравляю с колоссальным успехом. Эта, в полной мере заслуженная тобой победа говорит о твоих больших способностях и целеустремленности. Только благодаря себе ты вышла на большую дорогу, и теперь ты должна сделать передышку и как следует отдохнуть.

Еще раз поздравляю тебя и желаю всего наилучшего.

Целую тебя

Отец.

16.XII.68

Он поздравил меня словно с того света, ибо датировано письмо не 67-м, а 68-м годом, — но на эту дату его уже не будет в живых.

Весной следующего, 68-го года отца должны были положить в больницу для ампутации ноги. Марья Петровна в панике звонила маме: «Лидия Александровна, что делать? Куда его везти? В районной больнице зарежут!»

Моя эмоциональная мама, становившаяся в тяжелые минуты удивительно решительной, сняла телефонную трубку, набрала номер то ли Минздрава, то ли Мосгорисполкома и официальным голосом заявила: «Тяжело болен Лауреат Государственной премии… немедленно доставьте его в приличную больницу…»

Отца отвезли в Институт Склифосовского, отняли ногу, но сердце не выдержало, и вскоре после операции он умер.

Иван Герасимович Былинкин окончил свою земную жизнь семидесяти четырех лет 12 августа 1968 года. Он меня любил и был очень талантливым, но очень несчастным человеком, который не по своей воле лишился любимой профессии (химика) и не нашел семейного счастья. Иногда отец напоминал мне Треплева из чеховской «Чайки», разве что Треплеву не пришлось зазря побывать в тюремных застенках. Царствие ему небесное.

Осенью 67-го года Президиум ВАК подтвердил решение Совета МГУ о присуждении мне ученой степени кандидата филологических наук.

Не прошло и пятнадцати лет с моего поступления в аспирантуру, как с чувством душевного удовлетворения и выполненного долга я взяла в руки твердую коричневую «корочку» с вложенным глянцевым листком, на котором каллиграфическим крупным почерком выведено:

Министерство высшего и среднего

специального образования СССР

Высшая аттестационная комиссия

Диплом кандидата наук

МФЛ № 003636

Москва. 7 октября 1967 г.

РЕШЕНИЕМ Совета филологического ф-та Московского ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени государственного университета им. М.В. Ломоносова от 16 июня 1967 г. (протокол № 10)

Былинкиной Маргарите Ивановне присуждена ученая степень кандидата филологических наук.

Председатель Совета (Подпись)

Ученый секретарь Совета (Подпись)

Министерство высшего

и среднего специального образования СССР.

Московский государственный университет

им. М.В. Ломоносова

Круглая печать:

Без статуса и степени кандидата наук в академии амбициозному ученому или просто сотруднику делать было явно нечего. После защиты сразу увеличивался оклад до 300 рублей в месяц и открывалась дорога к ученой степени доктора наук. Защитить докторскую диссертацию в родном конъюнктурном ИЛА не составляло особого труда, на что и были направлены помыслы и усилия многих моих коллег. У меня тоже был такой реальный шанс и можно было дальше разрабатывать ту «научную» тему, по которой у меня было опубликовано — в сборниках ИЛА — несколько статей. Диссертация могла бы носить, скажем, такое шикарное название: «История и особенности системы высшего образования латиноамериканских стран и методы захвата высшей школы Латинской Америки (фонды, гранты и т. п. и т. д.) североамериканским империализмом».

Подобные научные разработки меня не манили, такой род гуманитарной деятельности абсолютно не интересовал. Когда однажды в автобусе я увидела свою синюю книжицу «Смысловые особенности испанского языка в Аргентине» (Изд. «Наука», М., 1968) в руках одной девчушки, видимо, студентки филфака, мне подумалось, что все-таки мною принесена какая-то реальная практическая польза и кое-что сделано в сфере такой точной науки, как лингвистика, не требовавшая опоры на марксизм-ленинизм.

С лингвистикой было благополучно покончено, науке долг отдан, но нужно ли теперь всю жизнь работать за кандидатскую зарплату, не имея душевных интересов? Нет и нет. Тем более что меня все сильнее увлекали шарады художественного перевода, та область творчества, где можно дать разгуляться воображению без оглядки на официальную идеологию, где можно пообщаться с незаурядными свободными умами и, отражая мысли больших писателей, выразить на бумаге то свое, о чем нельзя было говорить вслух.

Ко второй половине 1960-х годов закончилось бурливое хрущевское время. В 64-м году Никиту Сергеевича без шума и под конвоем проводили на пенсию. При помощи его друзей и соратников к власти пришел чернобровый сибарит Брежнев. Добряк Леонид Ильич не больно любил суетиться по хозяйству и предпочитал охотиться в госимении Завидово на кабанчиков и принимать в Кремле зарубежных гостей, особенно братьев по режиму, которых он по-христиански трижды и смачно лобызал.

Поскольку социализм официально был сочтен построенным и лишь оставалось называть его «развитым», люди принялись энергичнее заниматься своими делами. Народное строительство не только не кончилось, но и приобрело невиданный доселе размах. За городом в Подмосковье на сотках земельных товариществ застучали молотки и топоры, к гектарам сановных угодий потянулись госмашины со стройматериалами. Любо было смотреть, с каким горением наш герой-директор Виктор Вацлавович Вольский, получив земельный надел, отправлял туда институтский транспорт с досками для своей будущей дачи.

А в эту же самую пору из колхозных деревень с еще большей охотой ехали в город колхозники, теперь называемые «лимита», подзаработать на жизнь и поучаствовать в городской стройке.

Колокол развитого социализма — БАМ! БАМ! БАМ! — порой старался воскресить энтузиазм, а люди с интересом и даже с неподдельной радостью обращали взор к небу, куда взлетали космонавты, у которых нет задания смотреть, чем жива Земля. Однако державные интересы явно уступали место интересам мелким, корыстным, эгоистичным или высоким, но очень важным для каждого человека в отдельности.

В этот же период 60-х годов мне удалось подвести черту под моей научной деятельностью и повернуться лицом к той сфере занятий, которая все глубже меня затягивала. Я имею в виду художественный перевод.