Агата Кристи - Расскажи, как живешь

Макс поражен разнообразием сортов местного хлеба.

Любой человек, если у него есть хоть капля французской крови, любит хороший хлеб. Хлеб для француза важнее, чем любая другая еда. Я слышала однажды, как французский офицер-пограничник искренне сочувствовал приятелю, служившему на отдаленной заставе: «Се pauvre garscon! Il n'a meme pas de pain la bas, seulement la galette Kurde!» [22]

Очень много времени отнял поход в банк, общение с местными клерками, прямо скажем, требует особой выдержки. Здесь, на Востоке, заставить служащих произвести какую-либо операцию весьма непросто. Они очень вежливы, предупредительны, но с поразительным упорством не желают ничего делать.

— Oui, oui, — бормочет себе под нос такой работничек. — Ecrivez une lettre! [23]— И облегченно вздыхает: еще минуты две можно ничего не предпринимать. Но когда чуть ли не силой удается заставить его действовать, он делает ответный выпад, вспомнив о «les timbres» [24]Каждый документ, каждый чек задерживается под предлогом того, что сюда требуются «les timbres». Когда вроде бы все марки налеплены, опять возникает непредвиденная задержка.

— Et deux francs cinquante centimes pour les timbres, s'il vous plait. [25]

Но вот наконец все банковские операции проделаны, все бесчисленные бланки заполнены, бумаги подписаны и на них наклеено немыслимое количество гербовых марок.

Клерк снова облегченно вздыхает — он наконец-то избавляется от нас. Уходя, я слышу, как он говорит очередному докучливому клиенту:

— Ecrivez une lettre, s'il vous plait. [26]

Нам еще предстоит найти повара и шофера. Вскоре является, весь сияя, Хамуди и говорит, что нам повезло: он нашел ну просто первоклассного водителя. Макс интересуется, где это он откопал такое сокровище, на что Хамуди отвечает: все очень просто, этот человек безработный, он очень-очень нуждается и обойдется нам совсем дешево.

Хамуди рад, что помог нам сэкономить деньги. Но как бы нам узнать, хороший ли это водитель? Хамуди отмахивается от этого вопроса. Он объясняет нам: пекарь — это тот, кто ставит хлеб в печь, верно? Ну а шофер — это тот, кто крутит баранку, резонно? Чего еще нам надо? Макс без особого энтузиазма соглашается взять этого Абдуллу, если не появится лучшей кандидатуры, и велит привести его для беседы. Наш новоиспеченный шофер поразительно похож на верблюда, и Макс со вздохом признает, что на вид парень глуп — и это хорошо. Что же тут хорошего? Макс терпеливо мне объясняет, что у него просто не хватит мозгов, чтобы нас обманывать.

В наш последний день в Бейруте мы отправляемся в экскурсию на Собачью речку — Нахр-эль-Кельб. Там в лесистой лощине, уходящей в глубь материка, есть кафе, где можно выпить кофе, а потом прогуляться по тенистым тропкам.

Но самое впечатляющее в Нахр-эль-Кельб — это надписи на скалах, среди которых проходила дорога, ведущая в Ливан. Здесь во время бесчисленных войн, коими богата история человечества, проходили армии, оставляя на безмолвных каменных глыбах памятки о своих подвигах. Тут можно увидеть египетские иероглифы, начертанные воинами Рамзеса Второго, и хвастливые письмена ассирийцев и вавилонян. Здесь есть изображение Тиглатпаласара Первого. В 701 году до н. э. оставил надпись Синахериб. Проходил тут и Александр. Ассархаддон и Навуходоносор тоже отметили свои победы, а в 1917 году продолжила древнюю традицию армия Алленби, оставив фамилии и инициалы.

Я с восторгом смотрю на строчки, выбитые в скалах. Передо мною оживает сама История…

Я так забылась, засмотревшись, что начинаю изливать свои восторги нашему молчальнику Маку, но он только вежливо поднимает бровь и равнодушно бормочет, что действительно весьма любопытно.

Еще одно потрясение: прибытие и загрузка нашего автомобиля. Грузовик, явно высоковатый, то ныряет, то покачивается, словно на волнах, однако не теряет при этом природного достоинства и даже царственности. Мы тут же окрестили его «Куин Мэри». В помощь «Куин Мэри» мы еще нанимаем такси — «ситроен», который поведет добродушный армянин по имени Аристид. Мы также берем с собой несколько меланхоличного повара Ису, чьи рекомендации до того хороши, что вызывают подозрения.

И вот наступает великий день: мы отправляемся в глубь страны — Макс, Хамуди, я, Мак, Абдулла, Аристид и Иса, чтобы — хорошо ли, плохо ли — прожить три месяца бок о бок.

Наше первое открытие: шофер из Абдуллы просто никакой! Второе открытие: наш повар — это очень скверный повар. Третье: Аристид — хороший водитель, но машина у него отвратительная! Мы выезжаем из Бейрута, минуем Нахр-эль-Кельб и едем вдоль берега, так что море остается слева. То и дело проезжаем мимо жмущихся друг к дружке белых домиков, прелестных песчаных бухточек и тесных расселин между скал. Мне ужасно хочется искупаться, но уже не до этого: началась настоящая экспедиционная жизнь.

Совсем скоро мы повернем прочь от моря и не увидим его долгие месяцы.

Аристид то и дело жмет на клаксон, как принято в Сирии. За нами следует «Куин Мэри». Она переваливается с боку на бок, зарываясь бампером в дорогу, словно корабль на волнах. Мы минуем Библос, теперь беленькие поселки встречаются все реже и реже. Справа тянутся скалистые склоны холмов. Мы сворачиваем направо и все больше удаляемся от моря, направляясь в Хомс.

В Хомсе есть приличный отель — шикарный, по словам Хамуди. Все великолепие этого отеля сводится лишь к его архитектуре. Он весьма просторен, в нем широкие каменные коридоры. Но водопровод — увы! — совсем не великолепен. Огромные спальни тоже нельзя назвать чересчур комфортабельными. Мы с Максом почтительно обозреваем наши комнаты, потом идем посмотреть город. Заглянув к Маку, видим, что он сидит на краю кровати, положив рядом с собой свернутый коврик, и с сердитой миной что-то строчит в дневнике. (Что же он такое пишет? Во всяком случае, идти осматривать Хомс он не рвется.).

Впрочем, возможно, он прав. В городе действительно почти не на что смотреть.

Потом ужин: плохо приготовленные, якобы европейские, блюда — и на боковую.

Вчера еще мы перемещались в границах цивилизации; сегодня она осталась позади. Вот уже два часа мы едем по местности, где нет ни одного зеленого пятна, только коричневатый песок. Грунтовая дорога петляет. Иногда, очень редко, навстречу попадается грузовик, возникший словно бы ниоткуда.

Жара невыносимая. От всего этого пекла и ухабистой дороги, и это при отвратительных амортизаторах нашего «ситроена», от пыли, набивающейся в рот и покрывающей все лицо, у меня начинается жестокая головная боль.

Есть что-то пугающее и одновременно завораживающее в этом огромном пространстве, лишенном растительности.

Оно совсем не похоже на плоскую пустыню между Дамаском и Багдадом. Здесь дорога то ползет вверх, то ныряет вниз. Невольно ощущаешь себя крохотной песчинкой среди песчаных замков, похожих на те, которые мы в детстве строили на морском берегу для наших кукол.