Георг Конрат - Немецкие диверсанты. Спецоперации на Восточном фронте. 1941–1942

– Может, ей все-таки понравится какой-нибудь другой офицер.

Нина облегченно вздохнула.

– Понятия не имею. Но я знаю, что она не в твоем вкусе.

– Да, это так, – ответил я. – Но я стараюсь вести себя благородно. Не могу же я оттолкнуть девушку, как будто она вообще ничего не представляет собой.

– Нет, Григорий, конечно, так нельзя поступать.

На следующий танец я отвел Марусю в сторону и объяснил ей то же самое, что говорил Нине, – то, что я должен быть любезен с хозяйкой дома. Маруся сразу же согласилась со мной, и я добавил, что Калоша мой давний друг и я бы не хотел поступать некрасиво с его женой. Мое объяснение устроило Марусю.

Остаток вечера девушки больше не косились друг на друга. Водка исчезала с неимоверной быстротой. Полковник пустился в пляс, исполняя казацкий танец, а Калоша, взобравшись на стол, стал выплясывать на нем, высоко задирая ноги. Стол ужасающе заскрипел, и с него полетели бутылки, смятые огурцы и недоеденная колбаса, посыпались куски хлеба, стол уперся в стену. Но никому до этого не было дела. Я повел Марусю танцевать «казачок», а полковник подхватил Нину и, не удержавшись, завалился на нас. Мы сбили кого-то еще, а те еще кого-то. Некоторые где упали, там и остались лежать. Кто-то кого-то целовал. Был полный дурдом, все смешалось, и я ничего не понимал. Хотя я старался не пить много, все же чувствовал, что меня шатает. Некоторые офицеры, напившись до беспамятства, уже попадали в кровати, находившиеся в доме, а тем, кто еще держался на ногах, не было до меня никакого дела. Музыкант свалился в углу и только хрюкал, пытаясь что-то сказать. Калоша сам рухнул на кушетку.

Но все же в доме оставалось несколько трезвых человек, и одним из них была Маруся. Я вновь поймал на себе ее взгляд.

Нина крикнула из другого угла комнаты:

– Григорий, ты можешь лечь спать в комнате для гостей. Зачем тебе возвращаться в эти жуткие бараки, когда я могу постелить тебе у нас, и ты прекрасно выспишься.

Ну, подумал я, это избавит меня от приставаний Маруси, но как быть с самой Ниной?

Но тут отозвалась Маруся:

– Григорий, разве ты не проводишь молодую девушку до дому? Ведь уже темно. А вдруг кто-нибудь из пьяных солдат нападет на меня? Если ты не пойдешь, это будет нехорошо.

Я взглянул на Нину, и она кивнула. Тогда я сказал:

– Пойдем.

Мы возвращались не торопясь, по алее, залитой лунным светом. Из-за опасности воздушных рейдов огни не горели, но они и не были нужны в эту ночь. Было светло почти как днем. Мы дошли до женского общежития, находившегося рядом со столовой, и остановились у одной из дверей. Она оказалась незапертой, и Маруся попыталась затащить меня внутрь. Водка придала мне храбрости, и я сказал:

– Не сегодня, дорогая. Понимаешь, я гость Калоши, и мне бы не хотелось обидеть его.

Она обхватила мою шею руками, пытаясь прижаться своими губами к моим. Она ела лук, и поэтому ее дыхание было мне неприятно. Я все же поцеловал ее, но в этот момент подумал о Нине и о том, что, останься я у нее, она бы наверняка тоже стала приставать ко мне. Но затем мне вспомнился тот мимолетный поцелуй сегодня днем, и мне тут же захотелось вернуться поскорей обратно. Как бы Маруся ни старалась, она все равно не вызвала бы во мне подобных эмоций. Минут через пять она отпустила меня, прибавив:

– Но не забудь, Григорий, ты мой.

– Конечно, Маруся. Ты же знаешь, что я предпочел бы остаться с тобой, чем опять возвращаться той же дорогой, к тому же чтобы лечь спать одному. Но друзья есть друзья, и никогда не узнаешь, когда в следующий раз тебе понадобится их помощь.

Я уже начинал раздражать самого себя.

Мне показалось, что Маруся с трудом переваривает мои слова. Легко поцеловав меня в кончик носа, она произнесла нежным голоском:

– Спокойной ночи, мой сладкий.

Очень медленно я побрел в дом Калоши. Я был возбужден от всего произошедшего и от выпитой водки и сейчас почувствовал нарастающую страсть к Нине. Конечно, не пройдет и пяти минут, как она поймет, что я никакой не Григорий. Может, было безопаснее остаться с Марусей. По крайней мере, ей не с чем сравнивать, и она бы не поняла никакой разницы. Я шел, все больше и больше растягивая шаги, наматывая круги по аллее, пытаясь сделать свой маршрут как можно длиннее и в глубине души надеясь, что когда я дойду до Нины, то она уже будет спать. Когда я все же пришел, было половина четвертого утра, и я застал Нину совершенно одну, сидящую на стуле и курящую сигарету.

– А ты долго ходил, Григорий.

– Непросто оказалось отделаться от нее, – объяснил я извиняющимся тоном.

Не говоря больше ничего, она взяла меня за руку и повела в другой конец дома, в комнату для гостей. Там она легла на кровать и протянула руки.

– Но, Нина, – протестовал я неуверенно. – А как же майор?

– Ах, Григорий, была бы большая удача увидеть его хотя бы в десять утра, но и в это время он будет еще слишком пьяным, чтобы прийти в себя. Так что нам не о чем беспокоиться.

Я задрожал как осиновый лист, и не столько потому, что очень хотел заняться любовью, понятия не имея о том, как это происходит, сколько потому, что не представлял, как у нее это было с настоящим Кирилловым. Должен ли я прыгнуть на нее? Или лечь рядом? Целовать ее ноги или начать с рук? Да мог существовать миллион способов, какими он делал это, а я даже не догадывался хотя бы об одном из них. Сейчас я жалел, что ничего даже не читал об этом. Сейчас бы мне здорово пригодились знания Вилли. Нервничая, я закурил сигарету и сел на край кровати, играя ее волосами и думая, что мне делать дальше.

– Ах, Григорий, – растягивая слова, произнесла она, – ты нисколько не изменился.

В восемь часов утра меня разбудило нежное прикосновение губ. Я чуть не выпрыгнул из собственной кожи, а затем осознал, что лежу совсем голый, и в ужасе натянул на себя шерстяное одеяло. Нина, увидев мое смущение, засмеялась:

– Почему ты так стесняешься сегодня, Григорий? Раньше с тобой такого не бывало.

Я подумал, что ответить.

– Теперь мы выросли, и все изменилось. Прошло так много времени с тех пор, как мы были детьми.

– Да, Григорий, – сказала она, склонившись, и любовно поцеловала меня. – Я пожарю тебе яичницу со свининой. А пока ты ешь, я поглажу твою форму.

– А как же Калоша?

– А, да не волнуйся ты. Он проснется часа через два, не раньше.

Я быстро поел и закутался в простыню, ожидая, когда Нина вернет мою одежду. Казалось, прошло несколько часов. Стены в доме были тонкие, и все звуки были слышны, а когда за дверью раздались шаги, то я нисколько не сомневался, что это майор. И когда дверь, наконец, открылась, я чуть не умер. Но это оказалась всего лишь Нина, которая вошла с широкой улыбкой и отдала мне форму. Потом она снова поцеловала меня и исчезла на кухне. Я оделся за десять секунд и вместе с подносом тоже вышел на кухню. Она уже готовила завтрак майору, и поэтому я поставил поднос и, подойдя к ней сзади, поцеловал ее за ухом.