Вальтер Дорнбергер - Фау-2. Сверхоружие Третьего рейха. 1930–1945

Фромм пригласил меня. Я выслушал упреки и угрозы взыскания; моя честь была поставлена под сомнение словами, что такое поведение не пристало солдату, ибо я трусливо уклоняюсь от своих обязанностей, – и все сопровождалось требованиями смягчить свои пожелания. Я не поддался. Фромм снова напомнил, что, пока я нахожусь в его подчинении, у меня уже имеются самые широкие полномочия. И сказал, что обратится к Гитлеру с просьбой расширить их.

Не знаю, сделал ли он это. Никакого решения так и не поступило, и я остался в подвешенном состоянии.

И случилось то, чего я опасался. В середине июля Гиммлер письменно обратился к фельдмаршалу Кейтелю. Он потребовал подчинения всех уполномоченных и различных отделов одной сильной фигуре. И выразил желание, чтобы был назначен генеральный уполномоченный. Каммлер не сомневался, что выиграл эту партию.

Я набросал для Кейтеля ответ, который он должен послать Гиммлеру. В нем шла речь, что подразделения, которые все еще находятся вне моего контроля, должны наконец перейти под мое подчинение, как я предлагал в меморандуме от 31 мая.

Тем не менее ответ Кейтеля Гиммлеру носил совершенно иной характер. Он был дипломатичен и осторожен. Кейтель писал, что он убежден – нынешняя организация дела увенчается успехом. Главным, о чем шла речь в этом послании, было отношение управления вооружений сухопутных войск, которое противилось назначению генерального уполномоченного, считая, что оно ослабит его влияние.

Управление предприняло определенные шаги, чтобы уберечься от неминуемой опасности. 1 июня 1944 года производство в Пенемюнде, которым занималась армия, было преобразовано в частный концерн. Управляющий директор его был позаимствован у компании Сименса и практически ничего не понимал в нашей работе. Но с этими трудностями еще можно было смириться, потому что принятые меры позволяли предотвратить захват Пенемюнде какой-нибудь военной или полувоенной организацией. Но теперь опасность угрожала с другой стороны. Интерес, который промышленность и технический отдел партии проявляли к нам, после воздушного налета поутих. С военной точки зрения необходимо было создавать совершенно новую организацию.

Каммлер придерживался мнения, что, поскольку с точки зрения СС полковник Занссен неприемлем, он не может представлять меня на совещаниях и испытаниях на полигоне СС в Хейделагере, где по приказу Гитлера с ноября 1943 года шли практические стрельбы. Как я уже говорил, к тому времени управление вооружений сухопутных войск утомилось от этой борьбы и не стало отстаивать Занссена.

Преемник Занссена, генерал-майор Россман, оказался не в состоянии взять на себя все его обязанности. Мой старый отдел, именуемый «Wa Pruf 11» («Испытание оружия 11»), в ведении которого находились целая область ракетостроения – то есть и Пенемюнде, и экспериментальная станция «Куммерсдорф-Запад», – был разделен. «Испытание оружия 11» теперь занимался созданием исключительно пороховых ракет. Предполагалось, что в Пенемюнде под руководством генерала Россмана войдет в строй новое производство ракет на жидком топливе под названием «Испытание оружия 10».

К тому времени я уже был бессилен. Приказ от сентября 1943 года, подписанный генерал-полковником Фроммом, главнокомандующим армией резерва, обязывал меня, как его специального уполномоченного, находиться в прямом подчинении ему во всем, что касалось программы «А-4». Круг моих обязанностей включал в себя и формирование специальных частей, и подготовку их к действиям в полевых условиях. Таким образом, я расстался с управлением вооружений сухопутных войск, в котором прослужил семнадцать лет, но своего влияния на создание ракет не потерял.

По другому приказу, также подписанному Фроммом в конце декабря 1943 года, управление вооружений должно постараться восстановить свой контроль над Пенемюнде. Я протестовал, поскольку, несмотря на свое положение уполномоченного по всей программе, я в этом приказе не упоминался. Но ситуация была совершенно ясна. Управление вооружений опасалось, что мое назначение уполномоченным может подорвать его нынешнее господствующее положение в деле производства вооружения для армии. Фромм предпочитал, чтобы я ограничивался организацией и подготовкой оперативного использования частей.

После отрицательного ответа Фромма на мою просьбу от 31 мая 1944 года предоставить мне всю полноту власти мое влияние на создание ракет было резко ограничено. Все вопросы организации и управления в Пенемюнде решались только управлением вооружений.

Результатом стала безнадежная путаница.

Я предвидел это наступление неприятностей. Когда в июле 1944 года состоялась последняя реорганизация, я прямо и открыто заявил, что в настоящее время такие меры – это преступление, потому что они продиктованы и политическими соображениями, и неудачами в Хейделагере. Я был вызван к начальству, которое сурово осудило меня. Изменить ситуацию я уже не мог.

Во время пребывания в Хейделагере Каммлер как-то догадался о наших внутренних спорах. Он начал собирать материал. И в течение нескольких месяцев он уверял всех, что профессор фон Браун слишком молод и ребячлив для такой работы, слишком высокомерен и надменен. Дегенколб же был для него законченным алкоголиком.

Оставался лишь я. 8 июля 1944 года Каммлер в присутствии генерала Буле и двух других генералов охарактеризовал меня как человека, представляющего общественную опасность. Каммлер сказал, что я должен предстать перед военным судом, потому что я годами ослаблял военный потенциал Германии, отвлекая огромные мощности людской силы и материалов в более чем сомнительных попытках претворить химеру в реальность. И будет просто преступлением потратить еще хоть пфенниг на столь бессмысленный проект.

Каммлер выложил свои карты на стол. 20 июля 1944 года, после попытки покушения на Гитлера, Гиммлер подчинил себе все хозяйство Фромма. 4 августа Каммлер получил право временного надзора над программой «А-4». 8 августа Гиммлер назначил его своим специальным уполномоченным во всей программе, наделив всей полнотой власти и правом действовать от его имени: «…действует по моему приказу и необходимо подчиняться всем его указаниям и распоряжениям». Недвусмысленный приказ не оставлял места для сомнений. Он содержал ту полноту власти, которую я годами пытался обрести для себя.

Теперь, когда почти все препятствия на пути тактического использования «А-4» были преодолены, руководство перешло к штатскому человеку, который ни в чем не разбирался: всего месяц назад он недвусмысленно выразил свое неверие в этот проект, окрестив его беспочвенной химерой и заявив, что его продолжение – это преступление перед немецким народом.