Вальтер Дорнбергер - Фау-2. Сверхоружие Третьего рейха. 1930–1945

Сплошная полоса неприятностей не заставила себя ждать. Запуск за запуском кончались неудачами, заставляя нас разбираться в совершенно неразрешимых проблемах.

Существовало три типа неудач. Некоторые ракеты поднимались не выше 18 метров. Какая– то вибрация выводила из строя контакты реле, горение прекращалось, ракета падала обратно на землю и взрывалась. Стартовые столы, наборы кабелей, из которых часть была просто незаменима, при этой преждевременной отсечке топлива полностью выходили из строя. Заменить потерянные части было трудно, и порой до следующего запуска приходилось ждать несоразмерно долго.

Другие ракеты стартовали отлично, но на высоте от 4800–9600 метров – или еще выше – непонятно почему взрывались. Вместе с ракетой исчезали и все причины неполадок.

Еще одни летели безукоризненно, но прямо над целью в небе внезапно появлялось белое облачко, звучал короткий резкий двойной треск, боеголовка взрывалась, и на землю сыпался дождь осколков. Ракета, оставив за собой 260 километров, непонятно почему взрывалась на высоте в несколько сотен метров. Только 10–20 процентов запущенных ракет без помех достигали цели. Я был в отчаянии. Неужели доктор Тиль и его опытные сотрудники в Пенемюнде все же оказались правы? Неужели управление нашими летающими лабораториями оказалось слишком сложным для солдат? Не слишком ли мы были самоуверенны? Есть ли какая-то надежда исправить положение дел?

Инженеры и техники из Пенемюнде занялись экспериментальной батареей. Ничего не изменилось.

Может, все беды объяснялись плохим качеством продукции заводов «Миттельверк»? Наши предположения полностью подтвердились. В наших практических запусках мы отстреливали ракеты, поступающие к нам из самых разных мест: и из Пенемюнде, где мы сами собирали их, и с экспериментального производства «Миттельверк». Все страдали одними и теми же недостатками.

Проходили совещания, выезды на места – и снова совещания. Специалисты из Пенемюнде присутствовали при сборке и на заводах, где велась доводка. Все компоненты и узлы проверялись снова и снова, но выяснить так ничего и не удавалось. Мы получали слишком мало ракет, чтобы заняться их систематическим изучением, так что решение могло быть лишь делом случая.

Высокопоставленное начальство оказывало на нас жесткое давление; нам приходилось работать не покладая рук. Визитеры из Ставки уезжали с вытянутыми лицами. Но у меня не было сил разубеждать их.

В довершение ко всему возникли трудности с полевыми частями. Предполагалось, что они обладают теоретическими знаниями, и теперь их надо было подготовить для практических стрельб. В конечном итоге мы одновременно создали в Хейделагере три батареи и инженерную группу. Мы успокаивали себя соображениями, что главное для этих частей – умение правильно обслуживать ракеты и запускать их с необходимыми скоростью и точностью. А это они могут легко освоить на месте.

Многие из солдат в гражданской жизни были инженерами и техниками. Они были сообразительны, дотошно интересовались техническими аспектами и очень хорошо сотрудничали с инженерами в Пенемюнде. От них поступала масса рационализаторских предложений. В результате стрельб при самых разных погодных условиях, в самой разной обстановке мастерство команд достигло совершенства, которого не удавалось добиться даже на испытательных площадках в Пенемюнде. Опасения моих коллег оказались беспочвенными.

Тем не менее за поведение ракет в полете всецело отвечал Пенемюнде, и нашим техникам в сотрудничестве с испытателями предстояло выяснить, что происходит.

В середине этого периода, самого неудачного во всей истории ракетостроения, состоялись организационные изменения, предписанные управлением вооружений сухопутных войск. Сместили Занссена, разделили мой старый отдел. Пенемюнде было преобразовано в частный концерн, а новые управления перешли под командование генерала Россмана. Шли месяцы, но тем временем должны были продолжаться огневые стрельбы и выявлены причины ошибок.

В дополнение к оставшейся у меня сомнительной власти я обладал одним решающим преимуществом и твердо решил воспользоваться им. В Хейделагере все ракеты запускались лишь теми солдатами, которые были в моем подчинении. Почти все практические запуски – в том числе и продукции новых производств для выпуска жидкостных ракет – проходили в Хейделагере. Я же продолжал держать в руках все нити управления.

В конце концов все как-то наладилось. Когда пришлось искать пути и средства, чтобы спасти проект от полного развала, все пришли на помощь. За длинным столом в конференц-зале офицеры и инженеры полевых частей слились в дружеском единстве с генералом Россманом и руководителями производства; на самолете успели прибыть управляющие выпуском продукции и руководящий технический персонал. Но пока еще мы не выбрались из густого леса незнания.

После тщательного исследования всех возможных причин неполадок нам практически удалось устранить причину отказов на восходящем участке траектории. Дело было в том, что при сборке металл трубопроводов подачи топлива часто испытывал чрезмерное напряжение. Сотрясение, когда включалась система зажигания ракетного двигателя, и вибрации при горении порой ослабляли крепления трубопроводов на обоих концах. В результате туман из капелек спирта попадал в кормовую часть ракеты, где, смешиваясь с наружным воздухом, образовывал взрывчатую смесь, которую поджигал выхлоп пламени. Дополнительные крепления концевых трубопроводов, улучшенная техника их гибки, которая устранила излишнее напряжение металла, – все это предотвратило повторение неприятностей. Похоже, удалось выяснить и причины отказов реле, доставлявшие нам такую головную боль. Тем не менее, как мы ни старались, без помех достигали цели не более 30 процентов ракет.

Мы еще раз тщательно изучили все обломки ракеты, оставшиеся после аварии. Нагревание тонкой внешней обшивки, по всей видимости, не повлекло за собой ослабление надежности всей конструкции. Сгорел или обуглился лишь слой краски на обшивке. На защитном покрытии с внутренней стороны металлической «кожи» толщиной 0,06 сантиметра не осталось никаких следов чрезмерного жара. Изучение листового металла в лаборатории исследования материалов Пенемюнде не обнаружило никаких причин для беспокойства. Но тем не менее взрывы продолжались.

Было ясно – что бы там ни было, но причиной взрывов должен быть жар. То ли занималась пламенем емкость со спиртом – может, потому, что при температуре 896 градусов по Фаренгейту и закрытых клапанах в емкости с горючим возникала взрывоопасная смесь спиртовых паров и воздуха, – то ли взрывался бак с кислородом.